Вопросы рассеивания жизни по системам рукава Ориона в литературной обработке

[Зомби. Просто Зомби]

 

Квадратичная зависимость

или

синтаксический фильтр

 

𓅓𓂝𓎡𓋴𓏭𓐝𓂓𓀀 ©

/МакЪСимка/

 

Технофэнтези

Октябрь 2022 – Апрель 2023

 
 
 
Пролог
 
Известен, но не содержит тех или иных возможностей.
Так начинается большинство описаний к патентам на изобретения, с описания прототипов и аналогов, характеризующих текущее положение дел в области, в которой автор выступает со своей новацией, к которой упомянутые прототипы и аналоги выступают фоном, оттеняющем её достоинства.
 
Итак, известен так называемый Парадокс Ферми.
К тому моменту, когда он был сформулирован, в 1950-м году, наиболее фундаментальные параметры Вселенной, в которой мы живем, получили наконец реалистические оценки. Соответственно оформились и ключевые технологии, невиданно расширившие человеческие возможности. И, возможно, даже вышедшие на некоторые пределы того, что вообще возможно человеку в этом мире.
В этих условиях древнее по происхождению общефилософское представление о множественности обитаемых миров обрело вполне конкретные очертания.
 
С одной стороны, мы имеем, что «человек» (как синоним разума) появляется вполне закономерно, как итог некоторой длительной естественной эволюции. Каждый шаг этого процесса описан если даже и без некоторых подробностей, но вполне правдоподобно. Точно также закономерны и подобные Земле миры в нашей Галактике. И их должно быть много. Очень много.
 
С другой стороны, Ферми был физиком-ядерщиком, и ему было вполне понятно, что та самая, только что, пусть в чёрную, в самом первом приближении освоенная термоядерная энергия, похоже, что снимает барьер для межзвёздных перелётов. А тем самым и для освоения и заселения этих иных миров. И если для человечества это всё ещё дальняя перспектива, то среди тысяч цивилизаций, которые должны процветать в Галактике, наверняка найдутся такие, которые эту технологию давным-давно освоили.
Потому что ещё одним аспектом этих фундаментальных знаний была оценка времени существования окружающего нас Космоса в том виде, в котором он раскинулся перед нами. Из которой следует, что в нём неминуемо должны быть «человечества», на миллиарды лет более древние, чем наше.
 
И вот стоя на этой горе знаний и умений, Ферми, пораженный открывшейся картиной, воскликнул, «если их так много, где же они?» Почему мы не знаем и не видим рядом с собой никаких «чужих» и не наблюдаем в космосе никаких признаков их деятельности, хотя вся Вселенная должна быть к настоящему времени изъезжена ими вдоль и поперек?
 
И это значит, что есть к этому какое-то неизвестное нам препятствие. И значит, с точки зрения чистой логики, из парадокса Ферми, являющегося итогом двух с половиной тысячелетнего развития всяческих наук, вытекает существование некоего аналога «тёмной материи», некоего существенного «фактора X» или, иначе, Великого Фильтра, препятствующего распространению разума по Галактике.
 
Гипотезы относительно природы этого фактора достаточно многочисленны, и нет особого смысла не то, чтобы разбираться с ними, но даже и просто упоминать. Однако существует ещё и принцип «нулевой гипотезы», которая обычно выступает как ведущая и имеет обыкновение оправдываться чаще, чем любая другая.
 
Нулевая гипотеза, это, прежде всего, минимум предположений, это теоретическая реконструкция или модель некоего предполагаемого «неизвестного», которая строится исходя лишь из наличного набора точно установленных фактов, и при этом логически полна, связна и не требует каких-либо дополнительных предположений. В последнем и состоит её определяющая особенность.
 
«Гипотез не измышляю» говорил в подобной ситуации сэр Исаак Ньютон.
И даже Оккам вынужден в этой ситуации отложить свою бритву. Ибо обрезать уже просто нечего.
 
А что может выступить в этой роли в нашем случае?
 
Среди суммы оснований самого принципа Ферми наименее достоверным можно считать практически всё ещё не доказанную на сегодняшний день возможность межзвёздных перелётов. Мы не только не делали ничего подобного сами, но и не видели, чтобы кто-то другой это делал.
А все теоретические схемы на этот счёт обязательно включают те или иные более или менее смелые, но ничем не подтверждаемые предположения.
При этом такие перелёты могут быть даже не то, чтобы совсем уж невозможны, но, как можно предположить, лишь затруднены настолько, что именно этот фактор и выступает как основной в формировании «фильтра» межзвёздных коммуникаций.
 
Во всяком случае, предположение о возможности широкомасштабных межзвёздных перелётов не должно, на сегодняшний день, входить в «нулевую гипотезу» в роли факта.
 
Обычно считается, что именно теория Эйнштейна запрещает дальние космические полёты. Раз скорость света является предельно возможной в этом мире, то галактики, удалённые от нашей на миллионы световых лет, становятся для нас принципиально недоступными. Однако это лишь предубеждение, основанное на неверной интерпретации выводов из этой теории. Дело обстоит ровно наоборот. Именно Эйнштейн открывает перспективу доступа ко всей Вселенной. Используя релятивистские эффекты, можно в течении одной лишь человеческой жизни посетить целое множество далёких галактик.
Нельзя лишь вернуться в точку старта. Чем дальше пролегает ваш путь, тем больше пройдёт времени там, откуда вы его начали. Причём минимум этого потерянного времени составляет удвоенное расстояние до цели, выраженное в световых годах. Так что если вы хотите в Туманность Андромеды, то сможете вернуться домой лишь когда там пройдёт несколько миллионов лет. Как бы быстро вы не летели. А это будет тогда уже совсем другое место, где никто вас и помнить не будет. В этом и состоит известный «парадокс близнецов» релятивистской теории.
 
Но в одну сторону именно Эйнштейн летать отнюдь не запрещает. Наоборот.
Однако и это всё-таки оказывается невозможным, коль скоро к нам до сих пор никто не прилетел.
Ведь наверняка в любом обществе найдутся сорвиголовы, готовые на такой полёт.
 
Возможно, что всё дело в том, что межзвёздная пустота на самом деле отнюдь не пуста, но представляет собой сильно разреженный газ, в основном водород, с твёрдыми пылевыми частицами вперемешку. И эти частицы, как ни мало их, могут быть даже заметны, в телескоп, если область, где их чуть больше, чем в окружающем пространстве вдобавок ещё и удачно подсвечена какой-нибудь рядом расположенной звездой.
И тогда эти области пространства называются газопылевыми туманностями.
 
И вот если звездолёт разгонится до сколько-нибудь значительной скорости, встречный поток из этих газовых молекул и пылевых частиц станет вполне себе заметен. Более того, на большой скорости, если не предпринимать специальных защитных мер, набегающий поток частиц будет действовать на звездолёт как наждак, безжалостно сдирая с него обшивку и прочие расположенные под ней элементы конструкции.

А всё потому, что кинетическая энергия встречной частицы (а именно эта энергия оказывает разрушающее действие) пропорциональна не просто относительной скорости этой частицы, а её квадрату. Причём в релятивистском случае всё ещё хуже, хотя и лишь с относительной точки зрения. И эта зависимость ставит более существенные ограничения на максимальную скорость передвижения «автостопом по Галактике», чем какой-то там Эйнштейн.
И потому, по-видимому, в пределы человеческой жизни никакой межзвёздный перелёт не укладывается. Просто технически невозможно лететь со слишком большой скоростью. И это не из-за Эйнштейна.
 
Разве что та или иная звезда случайно окажется рядом с нашим Солнцем.
А это вполне может быть, так как звёзды отнюдь не неподвижны, но обращаются по замысловатым орбитам вокруг центра Галактики и потому меняют и своё расположение друг относительно друга. Как планеты в солнечной системе.
Только вот удачного расположения придётся ждать сотни тысяч, если только не миллионы лет.
 
Но и этого хватило бы даже одной, но достаточно древней цивилизации, чтобы заселить за миллиард лет всю Галактику. Поскольку закон заселения, как и всегда в подобных случаях, оказывается экспоненциальный.
 
Не будем подробно останавливаться на концепциях анабиоза и корабля поколений. Первое для человека пока что не доказано и не реализовано, а есть мнение, что и вовсе невозможно, второе же упирается в масштабный фактор. Для столь большой ракеты, которой должен быть корабль поколений, просто не наберётся горючего во всей солнечной системе.
 
Можно ещё упомянуть фантазии на темы перелёта не на ракете, а с использованием какого-то неизвестного пока принципа, «позволяющем преодолеть световой барьер». Такими словами это описывается в фантастической литературе.
 
Так вот этот принцип, во всяком случае, не вмещается в рамки нулевой гипотезы.
Всё. Точка. Не стоит тратить сил на избитые и всем хорошо известные пустяки.
 
В конце концов, мы исходим из вполне наблюдаемого принципа Ферми.
Раз «их» нет, значит что-то препятствует конструировать анабиозные криокамеры, строить корабли поколений или хотя бы перепрыгивать на близко пролетающую звезду.
 
Между тем, из двух оснований, вступающих в непримиримое противоречие в парадоксе Ферми, одно, технология звездоплавания, продолжает своё неторопливое развитие.
Как таковая, идея использования в этих целях термоядерной энергии была прекрасно известна и самому Ферми.
И даже тогда, в самой середине XX-го века, имела вполне конкретные инженерные очертания.
 

[Зомби. Просто Зомби]

Взрыволёты

Если не вдаваться в подробности, идея взрыволёта состоит в использовании энергии ядерных взрывов для придания механического импульса звездолёту.
В первых проектах взрывы предполагалось производить небольшими ядерными зарядами, настоящими атомными бомбами малой мощности.


Проект атомного импульсного взрыволёта «Орион»

Впоследствии дело дошло до порций пылевидных частиц поначалу чисто ядерного (уран, плутоний, торий), а потом и термоядерного топлива (с добавлением дейтерия, трития или гелия-три), направляемых электромагнитным захватом в фокус стального «зеркала» звездолета, при инициации ядерной реакции мощными лазерами или потоком элементарных частиц, формируемым ускорителем.
Но и в этом случае горение было импульсным, так как в момент взрыва подпитка термоядерного пламени новыми порциями топлива просто невозможна.

Кроме того, для того, чтобы стальной отражатель взрыволёта выдерживал тепловые нагрузки и не испарялся в термоядерном огне, он должен в промежутке между взрывами успевать возобновлять своё антитермическое графитовое покрытие.
Например, можно представить, что очередные порции графитовой «смазки» выдавливаются через микропоры отражателя на его рабочую поверхность. Взрыволёт, тем самым, остаётся аппаратом, приобретающим ускорение посредством серии более или менее мощных ударных импульсов, порождаемых термоядерными взрывами, демпфируемыми, как и в самом первом проекте, мощными механическими амортизаторами.


Термоядерный импульсный взрыволёт «Дедал» с лазерным зажиганием

Но взрыволёт для межзвёздных полётов может быть только автоматическим, так как для полётов с экипажем необходимы уж очень огромные корабли и соответствующие запасы сверхдорогого и сверхредкого в природе топлива, одна только добыча которого в объёмах, достаточных чтобы заправить один такой звездолёт, потребовала бы предельного напряжения всей земной экономики. Не говоря уже о других проблемах, например о необходимости целых поколений провести всю жизнь безвылазно запертыми безвылазно в сравнительно небольших стальных клетках, как бы комфортно они не были оборудованы, и всё это ради того, чтобы их потомки смогли ступить на какие-то другие планеты. И не говоря о риске самого такого полёта и риске встретиться с непреодолимыми препятствиями при попытке колонизации чужой планеты.

Но взрыволёт-автомат пригоден лишь для чисто ознакомительного обследования самых близких звёзд.
Однако и такая информация была бы фундаментальной в отношении нашего знания об устройстве окружающего нас мира.

Поэтому к концу XXI-го века был построен первый межзвёздный взрыволёт, названный Орионом в память о первом подобном проекте.
Но его экспедиция к Проксиме Центавра оказалась неудачной, как и последующая вторая попытка.

Корабли просто замолчали, удалившись на огромные расстояния от солнечной системы, и выяснить, что с ними случилось, не было никакой возможности.

Это породило самое пессимистическое отношение ко всей этой технологии и поставило под вопрос судьбу уже строящегося третьего звездолета.
Тем не менее, хотя и со значительным отставанием от первоначально назначенных сроков, третий корабль, названный Арго, был построен и отправлен к одной из ближайших к нашему Солнцу звезд.

И — удача! Совершенно уже нежданная. Да ещё и какая!
Конечно, звезда выбиралась именно по признаку, чтобы в её системе была землеподобная планета.
Но всё же никто не ожидал, что вот так, с первого раза, удастся обнаружить довольно развитую неземную жизнь!


Орбиты планет системы Глизе 1061

LHS 1565 или Gliese (Глизе) 1061 — одиночная звезда в созвездии Часов. Это красный карлик класса M5,5 V, находящийся от Земли на расстоянии 11,938 св. года (3,66 парсек), с выявленными тремя землеподобными планетами.

Третья по удалённости от своей звезды планета, Gliese 1061 d, при сильно вытянутой орбите входит, всё же, в Пояс Жизни, иначе называемую Зоной Златовласки, область, в которой тепловой баланс допускает существование жидкой воды. А значит и возможность жизни.
При этом масса планеты лишь в полтора раза больше земной. То есть, по своей природе она должна быть на неё очень похожа.

Конечно, при такой близости от своего красного карлика планета Глизе 1061 d находится с ним в гравитационном захвате, но не обращена постоянно к нему одной стороной как Луна к Земле, а подобно Меркурию совершает один оборот вокруг него лишь в полтора раза дольше, чем вокруг своей оси. А год на ней длился всего тринадцать суток. И потому день на ней продолжается двадцать шесть земных.

Но этого вполне хватает, чтобы в полуденный зной в перигее на экваторе буквально кипели моря, а в полуночный мороз вымерзал даже атмосферный азот.

Возникающая при этом мощная тороидальная воздушная циркуляция выметает замерзающий азот в освещённое полушарие, предотвращая тем самым образование каких-либо подобий полярной шапки.

При этом на терминаторе, то есть утром и вечером, регулярно буйствует неизбежный как судьба ураган, сметающий всё, что плохо лежит в направлении подсолнечной точки, то есть туда, где полдень.

Ну понятно, что хуже всего на экваторе, в средних широтах температурные контрасты несколько смягчены, а ещё ближе к полюсам равновесие сдвигается к настоящему холоду.

И вот где-то между средней полосой и заполярьем расположены области с не экстремальным климатом, где земной зонд, сброшенный на планету с Арго, обнаружил жизнь, более развитую, чем все микробные сообщества, найденные к тому времени вне Земли.
И это не только лишайники и мхи, но даже мелкие насекомые и прибрежные ракообразные, регулярно замирающие при наступлении жары или холода, и снабженные хитроумными приспособлениями, препятствующими их уносу утренними и вечерними ураганами.

Разумеется, к возможности встречи с внеземной жизнью готовились, даже сама звезда была выбрана из соображений наибольшей вероятности её обнаружить.
Но никто на самом деле в это не верил. Слишком много разочарований было в эпоху начала космических полетов. И потому приборная оснащенность высаживаемых спусковых аппаратов оказалась недостаточно продуманной.

Все же удалось проделать ряд весьма тонких структурных анализов и передать на Землю «чертежи» некоторых клеточных органелл и более или менее полные генетические карты отдельных организмов.
Этого было мало для полноценного и полномасштабного воспроизведение этих организмов молекулярными 3D-принтерами, но участки их ДНК были смоделированы, подсажены земным микроорганизмом и продемонстрировали способность к энзимному синтезу, чем вполне заметно обогатили земные биологию и биотехнологии.

И этот результат значительно превосходил то, что было когда-то достигнуто при изучении микробных сообществ Марса, Титана и Энцелада.

Ну и главное конечно то, что кроме явно выдающейся из ряда вон криобиосферы Титана, во всех случаях внеземная жизнь основывалась на нуклеопротеиновых комплексах, как и земная. Хотя статистика в данном случае, очевидно, малозначимая, но всё же это были вполне весомые результаты и научные достижения.

Конечно, это сильно подстегнуло интерес к космическим полётам и технологическим разработкам. Возобновились в том числе и попытки разработать более продвинутые термоядерные двигатели, чтобы обеспечить когда-нибудь межзвёздный перелёт и с участием людей.

Вопреки парадоксу Ферми.

Противоположностью этому энтузиазму выступал единственный к тому времени случай обнаружения признаков внеземного разума.

Ещё в начале XXI-го века были зарегистрированы необъяснимые естественными причинами радиосигналы от красного карлика Gliese 581.
Впоследствии оказалось, что это была лишь самая мощная составляющая предположительно техногенного излучения. Возможно, это был сигнал привлечения внимания. А под ним скрывался намного менее энергичный собственно содержательный информационный поток, на первый взгляд более всего напоминающий шум. Однако если перевести его в звук, то получалась своего рода «музыка» с явно видимой (слышимой) сложной структурированностью, не сводящейся к каким-то элементарным симметриям или ритмам, что можно было бы ещё как-то объяснить естественными причинами. Но то, что в нём выглядело как структурный элемент, в подобие музыкальной теме почти никогда не выступало простым повтором, но рефрен шёл обычно в различных частотных «голосах», да ещё и претерпевал различные замысловатые, всякий раз своеобразные развития.

Конечно, на земной слух это была какая-то слишком необычная музыка. Но так или иначе, имело место некое явное структурное подобие, заставляющее подозревать, если только не принимать как очевидное искусственное происхождение этого сигнала.

Однако попытки изучения его, происходившие одновременно с постройкой Гильгамеша, за сто лет усилий так и не позволили ничего достигнуть в отношении проникновения в его смысл, если таковой вообще был. При том, что эти попытки сами по себе породили даже несколько новых направлений в математике. Тем не менее, скептицизм в отношении сигнала Gliese 581 постепенно стало испытывать большинство ученых, из тех, кто им когда-либо занимался.

Одним из оснований к этому был давно известный факт, что галактические цивилизации отделены друг от друга не только чудовищными расстояниями, но в даже большей степени расхождением во времени.
Особенно это касается земной цивилизации, как «буквально только что родившейся», по галактическим меркам, конечно. Любой её возможный партнёр с вероятностью близкой к единице будет намного старше неё. Старше настолько, что даже речи не может идти о какой-то «культурной сопоставимости».

В частности, система Gliese 581 на миллиарды лет старше солнечной.
А если так, то «почему бы им и не передавать в нашу сторону именно музыку – какую-нибудь колыбельную для только что родившихся малышей?» – говорили некоторые из скептиков. Шутя, конечно.
Но другие, вполне всерьёз, отрицали даже сам факт искусственности сигнала, полагая, что за ним всё же стоит какой-то хитроумный ещё не выясненный природный механизм.

Мысль направить корабль к системе Gliese 581, конечно, появлялась. Чтобы выяснить всё непосредственно на месте. Но, во-первых, 20 световых лет — это слишком далеко. Вероятность долететь низкая, а лететь крайне долго.
А во-вторых, такое поведение по отношению к предполагаемым обитателям этой системы могло бы показаться им провокационным.

И потому этот проект был отвергнут с порога.

Главным недостатком взрыволётов было то, что они самым безбожным образом тратили ценное минеральное сырье, расщепляющиеся элементы уран и торий. Как бы не велики были их запасы, но с темпами потребления, задаваемыми их использованием в качестве топлива взрыволётов, их исчерпание было делом вполне обозримой исторической перспективы.
Так что всё строительство могло ограничиться лишь счётным числом кораблей такого типа.

Другим ограничителем было то, что они все были автоматическими. А тратить на «бессмысленные автоматы» такое ценное сырьё, да и вообще строить столь трудоёмкие автоматы — это многих отвращало.

В принципе, во взрыволётах последних моделей могли летать люди. Достигнутый уровень защиты от механических нагрузок и ионизирующих излучений это позволял. И один такой корабль даже был построен. Но он предназначался для полетов в солнечной системе и совершил лишь пару дальних плаваний к объектам пояса Койпера и в глубины Облака Оорта.



Но тут вмешался «фактор Gliese 581». Сразу после того, как большинство научного мира признало высокую вероятность искусственного происхождения сигнала, был принят «принцип гигиены в SETI», ограничивший характер и мощность земного направленного модулированного излучения в радио- и оптическом диапазонах для того, чтобы затруднить их перехват и расшифровку кем-либо «чужим». И одновременно это сильно затруднило связь с любыми собственными межзвёздными зондами.

Так что межзвёздных взрыволётов было построено не так уж и много, в пределах десятка, и среди них не было ни одного пилотируемого.

[Astrodrive]

Очень печальный вид на жизнь и на науку.

[Зомби. Просто Зомби]

Хлоя

Тихая музыка напоминала далекий перезвон-разговор колокольчиков где-то за ручьями, за лесом, в полях, где пасутся стада.

Лента транспортёра медленно двигалась и тело Хлои приближалось к полукруглому пятну на стене, под которое уходила в чёрную щель в стене.
Дафнис испытывал некоторое напряжённое недоумение относительно того, что же будет дальше.

Наставник сказал, что Хлоя больше не проснётся, но Дафнис этого не понимал. Не хотел понимать. Разве так бывает? А может быть это такая шутка или игра?

Наверное, Хлоя очнётся, когда приблизится к стене. И тогда спрыгнет с ленты и засмеётся своим серебряным смехом, вторя далеким колокольчикам этой грустной музыки.

Она любила иногда его так разыгрывать, когда играла с ним в прятки или притворялась, например, что у неё сильно болит зуб. И тогда она вдруг оказывалась рядом с ним, появившись как бы из ниоткуда, или делано удивлялась, когда он спрашивал ее про больной зуб.

— Зуб? Какой зуб? Ты о чём?

И ещё она была старше его, примерно на год. Это позволяло ей иногда пренебрегать его интересами и даже третировать, используя как своего слугу. К тому же она откуда-то знала или догадывалась, что Наставники не будут очень уж рады, что они слишком много времени проводят вместе. И научила его скрывать их отношения.

Но вместо того, чтобы благополучно завершится, странное действо по-прежнему продолжалось. Тёмный полукруг с чуть слышным шипением втянулся вверх в стену, открыв за собой небольшое мрачноватое помещение или, скорее, камеру, скудно осветившуюся загоревшимися редкими слабыми лампами, в которую медленно вползала лента со своим грузом.

Наконец Хлоя въехала туда и транспортёр остановился, и тогда наставник почему-то надел на глаза Дафниса очки с тёмными стеклами, а потом ещё и приобнял его за плечи. Дафнис вообще-то не любил подобных нежностей и в иных обстоятельствах обязательно отстранился или иначе проявил бы своё недовольство. Равно как и Наставник, зная это, давно уже не позволял себе подобных жестов.
Но сейчас, почему-то, Дафнис не только был благодарен ему за это, но как-то даже ответно прижался к нему, как испуганный пёс к ноге хозяина, стараясь согреться, до мелкой дрожи охваченный каким-то внутренним холодом.

Музыка смолкла, наставник крепче прижал Дафниса к себе, и вдруг на месте Хлои воссияла во всё это странное помещение фиолетово-голубая ослепительная вспышка, сопровождаемая громким треском, перешедшим в низкий короткий взвыв мощных вентиляторов, шевельнувших волосы на голове Дафниса током воздуха, втягиваемого в камеру. И Хлоя исчезла. А на её месте после того, как глаза, ослепленных вспышкой, вновь обрели способность видеть, оказалось неровное вытянутое пепельно-серое пятно с мелкими беловатыми включениями от распавшихся костей, в котором угадывались контуры человеческой фигуры.

Дафнис хотя и был настроен на грустно-печальный лад происходившим вокруг него, всё же никак не ожидал подобного. И потому его всего передернуло от ужаса, неожиданности и непонятности происшедшего. Но теперь уже невозможно было предаваться самообману, как было невозможно и поверить в то, что он только что видел собственными глазами.

Совершенно смутно, на самом дне своей души он до последнего мгновения надеялся, что вся эта процедура подготавливает Хлою к какому-то действию над ней. И если уж не пробуждению, то к некоему оформлению её глубокого сна в длительную медицинскую процедуру. Например, он где-то успел прочитать, но уже не помнил подробностей, что есть такой сон, называется анабиоз, в который первоначально планировали погрузить экипаж Корабля. Но медики тогда не сумели. И пришлось сделать так, как сделали.

Но может быть для Хлои что-то подобное было возможно?

Он взглянул на Наставника, снизу вверх, с высоты всех своих двенадцати, по земному счёту, честно прожитых лет, пытаясь прочесть в его глазах хоть намёк на какие-то объяснения или хотя бы что-то, что могло возродить у него хотя бы тень надежды. Но как обычно, Наставник был доброжелательно холоден и непроницаем, прочесть что-либо в его глазах было невозможно. Как и всегда. Как и у всех Наставников. В отличие от Хлои. И от других детей, населявших Эдем.

Неужели теперь Хлои не будет никогда?

Но ведь Наставник не говорил такого, он говорил лишь, что она больше не проснётся... но он даже не говорил, что никогда...
Дафнис в слезах, в гневе и ничтожестве своём перед только что произошедшем, бессильно ударил Наставника воздетыми вверх маленькими своими кулачками, еле достав ему до груди, и выбежал вон...
...
Несколько дне после этого Дафнис не ходил на занятия и вообще старался избегать какого бы то ни было общения, не разговаривая вообще ни с кем.
Тем более с Наставниками.
И его не беспокоили.
До тех пор, пока один из Наставников, другой, не тот, который постоянно опекал их группу, а из тех, кто подменял время от времени, показал ему прозрачно-медовую твёрдую овальную сплюснутую каплю эпоксидного янтаря, в которую был вплавлен миниатюрный портрет Хлои. А под ним воздушный пузырёк, наполовину заполненный каким-то серым порошком.

— Это кулон, сказал он.
— Его носят на шее, на цепочке.
— Зачем?
— Для памяти. В нём пепел Хлои. Если хочешь, возьми себе.

Внутри Дафниса снова всё оборвалось и похолодело, от ужаса и горя, как тогда, в крематории. Теперь он знал, как это называется.

[Зомби. Просто Зомби]

Гильгамеш

Проект много раз начинался, но всякий раз прерывался, иногда замораживался, куда более часто откладывался, а несколько раз даже окончательно прекращался.
И столь же регулярно возобновлялся спустя некоторое время. И наконец настал момент, когда он как некую критическую массу накопил столь мощное материальное воплощение, что стал сам собой преисполняться пафосом и некой захватывающей силой, подчиняющей себе многих и многих, а участие в нём стало невероятно престижным.

В терминах XXI-го века непросто отразить мотивы людей века XXIV-го, не будем и пытаться, но просто примем, что они сделали это.

Огромная стальная конструкция, собираемая в опережающей точке Лагранжа L4 на орбите Луны, представляла собой тонкий, двухкилометровой длины счетверённый «позвоночник» из трёх звездообразно относительно центрального корпуса расположенных ажурных ускорителей субатомных частиц, состоящих помимо силовой арматуры в основном из электромагнитных обмоток. Ускорители продолжались тремя подобными, тоже длинными, но в пару раз короче, линейными термоядерными двигателями в обрамлении ещё более мощных колец магнитного управления горячей плазмой.

На переходе от ускорителей к двигателям имеет место бочкообразное цилиндрическое утолщение, нижнюю половину которого занимали термостатируемые топливные Баки, а верхнюю грузовые Склады.

С противоположной от двигателей стороны, можно сказать, наверху, корабль как головой увенчивался шарообразным Отсеком Полезной Нагрузки в тройном венчике циклотронных колец, по одному на каждый линейный ускоритель, снабжавших их входным потоком частиц, который в них доводился до кондиции разнообразными ловушками, фильтрами и прочими преобразователями.

Более всего, пока он пребывал на околоземной орбите, звездолёт напоминал некое грандиозное, трёхкилометровой длины насекомое, палочника, из-за худосочности тела, но более всего отходящими от него в разные стороны своеобразными членистыми ветвящимися отростками, напоминавшими длинные голенастые лапки.



Эти лапки образовывали трехмерную сетку тонких конструкций со своеобразной сложной симметрией, заполняющих колоссальный объём пространства вокруг звездолёта, пока ещё пустой. Также эта сетка напоминала редкую объёмную паутину вокруг стебля некоего фантастического растения. Изнутри же каждая её нить или лапка гигантского палочника представляла собой коридор с многочисленными отсеками вдоль него, в которых обитала и по которому передвигалась разнообразная электронно-механическая прислуга звездолёта.

При этом, как и настоящая паутина, эта конструкция в целом обладала очевидной упругой регулярностью, обеспечивающей механическое противодействие внешним воздействиям.

В самом центре шарообразного отсека полезной нагрузки находился Центральный Зал ручного управления, оборудованный под возможность пребывания там людей. Вокруг этого зала также находится ряд помещений с системами жизнеобеспечения. Но это и всё. Никаких бассейнов, оранжерей и даже просто существенных жилых объёмов.
Ибо Гильгамеш представлял собой весьма продвинутый, даже по отношению к технологиям XXIV века, высоко автономный автомат, в этом отношении аналогичный всем запущенным до него немногочисленным межзвёздным зондам-взрыволётам.

Конструкция, которая собиралась на орбите Луны, на самом деле была лишь стальным скелетом межзвездного корабля. Этот корабль как машина представляет собой, по существу, такую же ракету, как и та, что выводила на орбиту первые спутники. А для любой ракеты характерной особенностью является то, что масса топлива на момент старта многократно превышает массу всей остальной конструкции и прочего оборудования и груза.
У Гильгамеша лишь очень малая часть топлива, предназначенная для маневров внутри солнечной системы или в районе целевой звезды, находилась в термостатируемых Баках-холодильниках.
А в основном его заправка планировалась в Облаке Оорта, среди множества газово-ледяных планетоидов, окружающих солнечную систему на большом расстоянии от Солнца.
Десятки лет топливные заводы добывали на этих планетоидах необходимые редкие изотопы, формируя из них элементы конструкции будущего ледяного тела Гильгамеша.
Дело в том, что большая часть полёта межзвездного корабля происходит в пространствах, температура которых почти не отличается от абсолютного нуля, при которой даже водород становится твёрдым. А разбавленная специальными армирующими добавками топливная смесь приобретает прочность металлического сплава.

Поэтому не было необходимости в каких-либо топливных баках. Само тело Гильгамеша в полете представляло собой некую огромную трёхмерную «снежинку», сложную регулярную симметричную геометрическую сетчатую конструкцию, содержащую внутри себя его металлический скелет, которой было предназначено постепенно «стаивать» в процессе полёта, сгорая в его термоядерных двигателях.
При этом, при разборке его ледяной плоти, необходимо следить за положением центра тяжести, что и обеспечивала продуманная регулярность конструкции «снежинки», когда к центру с периферии можно было одновременно перемещать симметричные по положению в ней её части.



Основой двигательной системы Гильгамеша является реактор, в котором происходит управляемый термоядерный синтез. Реактор представляет собой полую сильно вытянутую цилиндрическую камеру, открытую с одной стороны.
В далёком XX-м веке, когда появилась идея этой конструкции, её называли «открытая ловушка», «магнитная бутылка» или даже «пробкотрон», потому что от генерируемых ею электромагнитных излучений перегорали все близлежащие электрические предохранители.

Термоядерное топливо впрыскивается в камеру реактора, где происходит непрерывная реакция синтеза. Магнитные катушки, окружающие активную зону, создают в камере реактора поля большой напряжённости и сложной конфигурации, которые удерживают горячую термоядерную плазму от соприкосновения с конструкцией реактора и стабилизируют происходящие в ней процессы. В результате по продольной оси реактора формируется плазменный шнур, который, направляемый магнитными управляющими системами, истекает из реактора через сопло, создавая реактивную тягу.

XXIV век привнёс в эту схему новую систему зажигания топлива, с которой изначально были самые большие трудности.
Исходно наиболее перспективным считалось лазерное зажигание, но это приводило к немыслимым по сложности и массе конструкциям, в принципе работоспособным на Земле, но совершенно непригодным для применения на космическом корабле.
В конце концов были созданы ускорители, генерирующие пучок субатомных заряженных частиц, способный инициировать термоядерное горение. Весь секрет был в составе этого пучка. В него, в некотором количестве, входили даже антипротоны.
Их было мизерно мало там, и заведомо не хватило бы для создания тяги за счёт одной лишь аннигиляции, но подобно тому, как во взрыволетах пучок нейтронов сначала зажигал ураново-ториевую пыль, а уже потом от неё загоралось термоядерное топливо, так и здесь точечные «искры» аннигиляций служили той же цели, лишь обходясь при этом без фазы распада расщепляющихся изотопов.

Удержание горячей термоядерной плазмы в тонком шнуре, рождающем реактивную тягу, продолжало оставаться сложной и до конца не решенной задачей. Так что каждая рабочая сессия двигателей редко когда превышала десять-пятнадцать дней. После чего накапливающиеся частотно-резонансные возмущения в плазме (плазма начинала «гудеть» как огонь в печи) превышали способность цифрового контура управления парировать их, и двигатель глушили, чтобы потом, после несколько дней остывания, профилактики и подготовки к следующей сессии перезапустить по новой, «с чистой плазмой».

Это было бы крайне утомительной процедурой, если бы только роботы не взяли на себя весь этот процесс. Как роботы, живущие в стальных лапках космического палочника, монтировали на заправке балки из дейтериево-тритиевого льда в кружево ледяной плоти Гильгамеша, а потом разбирали эту плоть элемент за элементом, чтобы сжечь в реакторе чтобы продолжить этот безумный полёт сквозь межзвёздный холодный мрак в неизвестность какой-то новой жизни.

Точно также другие роботы, те, которые жили в «позвоночнике» корабля, занимались обслуживанием его двигателей.

Из этой же ледяной плоти был сооружен и лобовой щит Гильгамеша, который брал на себя ударное воздействие налетающего встречного потока газопылевых частиц межзвёздной среды, предохраняя от него звездолёт

[Astrodrive]

Почитайте здесь, обсуждается можно ли частицы пыли весом в 1 грамм, ионизировать Мазером и отклонять с помощью Электростатического и Магнитных Полей на носу корабля.

https://forum.novosti-kosmonavtiki.ru/index.php?topic=22252.msg2542008#msg2542008

[Зомби. Просто Зомби]

Первые

Язон с Первыми тоже не контачил. Какие-то они смурные были, все трое. Да и они не склонны были общаться с кем-либо, кроме друг друга.
Разговаривали, конечно, но так, только по необходимости. Минимально. Чисто технически. «Наставник просил передать, чтобы завтра все принесли тетрадки с заданиями» – и т.п.

Вообще-то, дети появлялись в Эдеме по десятеро в год. И так обычно и считались, десятками. Ну, то есть, занимались с наставниками в составе своих десяток, соревновались друг с другом в десятке, общались больше, чем с другими, жили вместе.
Кроме первой десятки. Та была особенная и сама по себе. Наставники про них говорили, что они уже «взрослые», по отношению ко всем остальным, которые ещё дети. То есть, некоторым образом, ближе к самим Наставникам, чем к ним.

Но так стало только после той истории.
Она тоже была какая-то странная. Язон почему-то помнил её смутно, хотя всё и было-то совсем недавно.

В тот день он, как иногда бывало, не то, чтобы совсем уж нарушал правила, но... снова пошёл туда, в то место, за прудом и парком, в тот глухой тёмный угол, где была почти не выделяющаяся, так что и видно только в самой близи на голой ровной, без каких-либо виртуальных изысков, без всех этих обычных горных, лесных или морских, с парящими чайками, пейзажей, живущих своей замысловатой виртуальной жизнью, серой крашеной стальной стене небольшая Дверь.
Там всегда было намусорено, на стальной отмостке у стены валялись сухие сучья, листья и трава вперемежку с комочками почвы, как будто киберуборщики не заглядывали сюда месяцами.
Подойти к Двери Язону всегда мешал какой-то беспричинный страх, восстававший немедленно, когда он только выходил из диковато выглядевших в этом месте насаждений, и который препятствовал перешагнуть с грунта на стальной, слегка приподнимающийся пандус перед Дверью.

Другие дети тоже обычно не ходили сюда, может быть тоже боялись чего-то такого, неопределённо-непонятного, но не признавались в этом даже самим себе, а не только Язону.

А теперь он хотел всё же понять, что там такое прячется, в этом тёмном углу, что сердце всегда начинает гулко стучать в груди, душа холодеть, а спина покрываться холодным потом, стоило только приблизиться к этому месту.
Со стороны при этом он выглядел несколько нелепо, так как совершал некие странные эволюции, то настороженно приближаясь маленькими шажками к Двери, то вдруг резко отпрыгивая от неё под защиту парковых кустов.
Но только так он смог выяснить, что Страх здесь расположился неширокой полосой посредине между дверью и кустами, и что вне этой полосы он ещё мог, хотя и не без труда, взять себя в руки и не дрожать коленками.

И тут появился Наставник.
Это был другой, не тот, который обычно занимался с десяткой Язона.
Он тоже был как-то странно напряжён. И заметив Язона, вместо того чтобы отчитать его за неправильное поведение или даже оттаскать слегка за ухо, лишь оценил его внимательным всё понимающим взглядом и почти шёпотом сказал: — Молчи!

Таскать за ухо — тут Язон всегда был первым кандидатом, даже немного ревновал, когда эта привилегия изредка выпадала кому-то другому. И это было бы вполне привычно и понятно.
Голым быть нигде не полагалось, кроме пляжа или когда спишь, под одеялом, или купаешься. Там это даже рекомендовалось, хотя старшие дети не следовали этому совету, но к ним почему-то никто по этому поводу никогда не придирался.

Чтобы попасть к Двери Язон в тот раз переплыл весь пруд. Ну, почти переплыл, на две, примерно, трети. Но потом вырулил к правому берегу, вдоль которого плыл, потому что уже зуб на зуб не попадал. Утром в пруду вода прохладная.
Этот берег был топкий и весь порос камышом и осокой, между стеблями которых прыгали маленькие противные склизкие и холодные лягушки.

Но Язон знал пару неприметных мест, где можно было, не без труда правда, но хотя бы не проваливаясь по колено в ил, выбраться на сухое.
И там уже, вдоль этого берега, а потом поперёк парковой полосы на противоположном...

Однако в данный момент Язон понял, что Наставник больше всего хочет от него, чтобы он мгновенно пропал куда-нибудь, не задавая никаких вопросов. И тут же принял свою обычную упрямо-горделивую позу, заложив руки за спину, чуть выдвинув вперед правую ногу и задрав повыше нос.

Наставник, однако, против обыкновения не обратил на это никакого внимания, и вместо того, чтобы начать воспитывать Язона, залез рукой в неприметный, под траву окрашенный ящичек или тумбу, которая росла на полу слева от Двери. И — Страх и внутренняя холодная дрожь у Язона пропали, как будто их выключили.

Или это так и было?

Наставник, однако, даже не обернувшись к Язону, сделал шаг к двери, уверенный, что она сейчас откроется перед ним, Язон только успел подумать, что ему повезло и он хоть краем глаза увидит, что там, за ней!
Но Дверь неожиданно не открылась, и Наставник, едва не врезавшись в нее, обернулся наконец к Язону, приложив палец к губам — «язык за зубами и рот на замке!». А потом достал из кармана какую-то маленькую коробочку и приложил её к Двери.
Внутри Двери что-то негромко, но явственно щёлкнуло, после чего Наставник руками задвинул Дверь в стену, и прошёл в открывшийся проём, смело ступив на слабо освещенную, разветвляющуюся в три стороны шаткую углепластиковую дорожку с дюралевыми перилами, висящую между редкими стальными, в заклёпках, балками силовой конструкции Станции. Зыркнув на прощанье оттуда на Язона нехорошим взглядом, Наставник также руками задвинул Дверь обратно.

После чего в ней снова что-то щёлкнуло.

Тут до Язона дошло, что что-то, наверное, случилось, не предусмотренное. И, возможно, им всем грозит какая-то опасность.
Он потрогал Дверь и попытался её сдвинуть, как Наставник, но она уже не поддавалась.
Хотя, может быть, на это просто не хватало его сил.
Тогда он вернулся к пруду, и переплыл его обратно, на пляж, где в это время резвилась его десятка, которая в то время уже была шестёркой. Встревоженный виденным, он пытался прочесть на лицах однокашников какую-либо озабоченность. Но ничего такого не было. Так же как не было и других признаков чего-то необычного.

Время двигалось к обеду и ребята потянулись к кухне и столовой. Но тут всё-таки нечто произошло. Из одной из Закрытых для детей Дверей вышли Наставники, втроём. Перед собой каждый из них катил тележку-носилки на откидных ажурных стойках с колесиками, на которых под простынями угадывались накрытые с головой тела.

Как вскоре выяснилось, это были Нарцисс, Адонис и Артемида, все трое оставшихся Первых.

Наставников с носилками почти никто сразу не заметил, они были далековато и не привлекли поначалу к себе внимания.
И поэтому они без помех закатили свои тележки в медицинский домик. А потом закрыли туда дверь.
И когда дети окружили его, никого туда уже не пускали.

Через день или два некоторые утверждали, что видели, как в окна домика кто-то выглядывает.
А потом Нарцисса выпустили, а Артемиду два Наставника увели в Дверь.
Нарцисс хотя и жил на свободе, был какой-то весь ошарашенный и ни с кем не разговаривал. И не выходил почти из своей комнаты. Так и жил некоторое время, почти не вставая с кровати. И выходил если только к ужину.

А ещё через несколько дней дверь в домик открылась. Стала, то есть, пропускать туда. Сначала этого никто не заметил, а потом какой-то отважный парнишка стал рассказывать, что он там уже был и теперь там всё как обычно, сидит Мамми в прихожей и как входишь, сразу спрашивает — Что у тебя болит, деточка?
И что как он ни заглядывал, в двери и окна, но похоже Адониса там уже нет.
Наверное, его увели, также, как Артемиду, только ночью, когда все спали.

И некоторые дети стали даже по ночам бегать на разведку, как они говорили, к домику.
И дождались. В одну из ночей Наставники опять привезли две тележки, с накрытыми простынями телами.
А на другой день, ближе к вечеру, Адониса и Артемиду тоже отпустили.
Но, как и Нарцисс, они тоже ничего не говорили, ни с кем не общались и вообще были какие-то не такие. Хотя Первые вообще всегда были какие-то не такие. Но сейчас они были даже ещё больше не такие, чем всегда. Тут с ними просто явно что-то сделалось, особенное.

А ещё Язон услышал, невольно, он вовсе не подслушивал, просто так получилось. Он не со всеми из почти семьюдесятью на тот момент детьми и подростками, населявшими Эдем, был очень уж хорошо знаком. Поэтому не узнал двух голосов. Один непонятный, второй девчачий. И девчачий говорил:

— А ещё они были друг с другом как мама с папой.
— А Нарцисс? – голос неопределенной принадлежности, толи мальчик, толи девочка.

Но девчачий голос перешел на шёпот, и Язон ответа уже не разобрал. К тому же, устыдившись что подслушивает, он поторопился уйти.

Но мысли обо всём об этом так и не отпускали его. Он подумал, откуда этот девчачий голос мог знать такое? Но тут же сообразил. Ему не так уж и давно, месяца четыре или пять назад, тоже дали эту штуку, браслетик с маленьким экранчиком и кнопками, по которому можно разговаривать с тем, у кого есть такой же. Сам Язон не любил такого, предпочитал общаться лично и часто даже забывал надевать, но...
Но это значит, что у нелюдимых и отрешённых Первых был кто-то, с кем они обменивались через эту штуку даже тогда, когда всё это происходило? И это было уже совсем ни в какие ворота. Даже ещё больше, чем тогда, с Наставником, у Двери.

[Зомби. Просто Зомби]

Среди звёзд

Как у всех высокоимпульсных двигателей, у Гильгамеша была та же проблема малой относительной мощности. И хотя он мог достигать более высоких скоростей, чем обычные взрыволёты, тратя на это меньше топлива, это достигалось лишь после очень медленного разгона.

Поэтому Гильгамеш не умчался кинематографическим рывком к звездам непосредственно от причала топливозаправочного завода, а величественно отвалил от него, очень медленно, почти невидимо наращивая свой ход.

Разгон до децисветовой скорости длился несколько долгих лет. Это было время напряженной работы всех его автоматических систем и значительной части робототехнической прислуги, кроме тех, кто был жёстко специализирован для работ на планетах.

Разгонные сессии чередовались длительными паузами, во время которых происходил ремонт и при необходимости замена различных модулей двигателей, ускорителей и иных систем, в работе которых отмечались какие-либо отклонения.

Вся эта деятельность более напоминала работу какого-то глубоко автоматизированного завода, но никак не мерный рокот дизелей трансатлантического Титаника, когда напрягаются только кочегары.

Зато по окончании разгона механическая жизнь на корабле как будто вымерла, погрузившись вместе с ним в глубокую спячку. Даже температура в отсеках понизилась до глубокого по земным понятиям холода, до минус сорока градусов по Цельсию. И только где-то в самой середине головного Отсека Полезной Нагрузки, неподалеку от Центра ручного управления, тоже выключенного, ни одного светящегося огонька, в небольшом плотно заставленном электронным оборудованием нежилом отсеке продолжалась суетливая беготня электрических и световых импульсов в микросхемах и коннекторах автоматических устройств, контролирующих состояние корабля и окружающего пространства.

А в других отсеках, там же, неподалёку, поддерживалась даже нормальная температура, и там булькала какая-то серая, коричневая и зелёная жижа в стеклянных ёмкостях и зеленела настоящая трава в фитотронах. Но это была единственная искорка жизни во всём тёмном и холодном звездолёте.

И так продолжалось полторы сотни лет. Лишь изредка, считанное число раз глубокий сон прерывался внезапной активацией ремонтных бригад, спешащих исправить или переналадить функционирование какого-либо узла, вышедшего из подчинения или давшего неправильный ответ на запрос контроллера.

И наконец настало время пробуждения.
Жёлтый карлик 82 Эридана, по созвучию названный в процессе подготовки экспедиции Эридой, уже сиял на небе Гильгамеша как Венера на земном.
Теперь надо было погасить чудовищную скорость, уравняв её с галактическим движением Эриды.
Но для перехода в режим торможения Гильгамеш следовало развернуть.
А это была отнюдь не простая процедура.

После пробуждения и активации всех систем корабля последовала глубокая профилактика с исправлением или компенсацией выявленных дефектов. И наконец пробудились и его двигатели.

Растративший значительную часть топлива на разгон, Гильгамеш теперь напоминал паутинку вокруг тонкого стебелька, обросшую ледяными сосульками, и прочность его была соответствующей.

Большой океанский лайнер нельзя вынуть из воды, взявшись, скажем, за середину его корпуса. Он просто разломится на две половины. И это с морскими судами иногда случается, в шторм, при очень уж большой волне. Точно также и Гильгамеш при быстром развороте просто развалился бы на части. Да и где взять ту силу, которая могла бы быстро развернуть миллионы тонн его конструкций вкупе с оставшимся запасом топлива?
Какие-нибудь привычные «маневровые двигатели» потребовали бы немыслимого количества топлива или рабочего тела, либо сами представляли бы тяжелую и сложную конструкцию, если основывались бы на технологиях взрыволёта.

Единственное, что оставалось, это небольшое отклонение от продольной оси вектора тяги основных двигателей. Тогда к тангенциальной составляющей тяги, направленной вдоль оси звездолёта, появляется небольшая добавка, которая будет его разворачивать. При этом, создав соответствующий импульс, требовалось только дождаться, когда махина довершит по инерции разворот, затормозив симметричным импульсом в конце этого процесса.

Помимо того, что не разрушающий корабль разворот должен быть весьма неторопливым, следует ещё озаботиться защитой от набегающего потока частиц межзвёздной среды. Ибо в момент разворота скорость корабля относительно него максимальна. То есть надо не только переместить лобовой защитный экран на корму, но и попутно защитить корабль с «наветренного» бока, пока он совершает свой величавый разворот. Так что во время него Гильгамеш напоминал ветку дерева, покрытую муравьями-листорезами, когда роботы транспортировали разобранный экран, попутно прикрывая его частями борт.



В кормовой конфигурации экран имел центральное отверстие, куда уходил извергаемый из реактора плазменный шнур. Выхлоп двигателя, конечно, сам по себе отражал встречный ветер, но вне его рабочих сессий, чтобы двигатель не оставался беззащитным, подобно лепесткам некоего фантастического цветка закрывались его подвижные щиты.

И так продолжалось до тех пор, пока скорость звездолёта относительно газово-пылевой межзвёздной среды не упала до приемлемой величины, после чего и сам экран был разобран и сгорел в термоядерной топке.

[vlad7308]

мерный рокот дизелей трансатлантического Титаника, когда напрягаются только кочегары.

Эммм...стремительным домкратом

[Зомби. Просто Зомби]

Есть такое. Спасибо.
"судовой машины" вместо "дизеля" - пойдёт?

[Зомби. Просто Зомби]

Хлоя

Это случилось, когда Дафнис как-то увидел, как она купается. Одна, а не вместе со своей десяткой, Средних. Это третья десятка, после Первых, которые пять лет были одни, и Старших, с которыми уже была обычная разница на один год.
Остальные были младшими. Все скопом. Притом, что разница между старшими младшими и самыми младшими составляла на момент события уже целую дюжину лет. Но тут важно другое. Важно, что Первые, Старшие и Средние обладали по отношению к младшим некоторыми дополнительными правами.

Дафнис тоже прятался по кустам, от Наставников, но не с тем, чтобы поплавать в одиночестве, а так. Он даже не знал, почему. Ему в общем было всё равно, купаться одному или со своей группой.

Просто один в кустах он был как бы в экспедиции, на чужой планете, и ему было интересно воображать, как бы это всё было, или даже на самом деле будет, когда-нибудь. Там, куда они летят. Точнее, уже прилетели.
А теперь готовятся. И осталось только немного подрасти, как говорят Наставники.

И так он крался по кустам, стараясь быть совсем бесшумным, чтобы звери Гайи его не заметили, и неожиданно увидел её. Хлою. Она стояла на берегу пруда и толи готовилась войти в воду, толи уже сохла после того, как вышла на берег.

Голая.

В этом не было бы ровно ничего необычного, Дафнис тоже был голышом.
Кроме одного. Когда со всеми, Хлоя всегда была в купальнике.
Она одна была в купальнике в своей десятке, Средних.
Ещё в купальниках купались Первые и почти все Старшие. А среди Средних только она одна.
А все остальные ребята всегда купались голышом, как и спали, ночью, или загорали на пляже.

Конечно, можно было немного удивиться, но Дафнис почувствовал, кроме этого, что-то ещё такое, что не мог определить.
Почему-то ему сейчас нравилось смотреть на Хлою, когда она такая. Что-то притягивало в ней, такое, из-за чего он не мог оторвать от неё взгляд.
Может быть едва наметившаяся грудь? Ну, вряд ли. И в группе Дафниса было такое и вообще... Наставники объясняли, что в этом нет ровно ничего необычного... И что потом, когда девочки станут взрослыми, у них будет почти также, как у Мамми.

Но тут под Дафнисом хрустнула, сломавшись, сухая ветка, Хлоя обернулась, но Дафнис уже бешенным кроликом мчался, царапаясь ветками, прочь по кустам, отчего-то не желая, чтобы она его увидела.
И потом он так и не понял, догадалась ли она, кто это был, кто за ней подсматривал. А когда его пытливый взгляд наталкивался на встречный, в её глазах он тоже ровно ничего не мог прочесть.

Но с тех пор он как-то выделил её среди всех ребят, и когда они были на пляже вместе или занимались учёбой или тренировками с Наставниками или иначе встречались или сталкивались, он всегда смотрел на неё больше, чем это было бы хотя бы вежливо.

Но подойти к ней было как-то сложно.

И потом. Первые, Старшие и Средние были выделены Наставниками как те, кого надо слушаться.
Поэтому Дафнис был не только на год младше, но младше и, так сказать, административно. И хотя он ещё не знал такого слова, своё положение прекрасно понимал.
И потому только старался по возможности быть ближе к ней. Но не пытался даже привлечь к себе внимание.

И так продолжалось довольно долго, пока Хлоя не снизошла наконец сама до его персоны.
Она пригласила его в свой отряд, помощников, по огороду и на кухне. Ну такой отряд, отдельный. Помимо тех, что по возрасту, которые номинально считались десятками.
Ну как отряд, одно название. Дафнис стал в нём третьим, а вместе с Хлоей их всего было четверо. И все из разных возрастных групп.

И теперь он почти каждый день мог быть с ней рядом. Видеть её. Слышать. Подчиняться её просьбам-приказам.

Пищу в основном производили синтезаторы. Однако Наставники хотели, чтобы некоторые ребята владели искусством ведения натурального сельского хозяйства. И потому обучали их выращивать некоторые фрукты и овощи в садах и огородах.
Хуже того. Приходилось еще и разводить некоторую живность. А это влекло и необходимость некоторых специфических процедур, с которых обыкновенно начинается её превращение в продукты питания.

Дафнис столкнулся с этим непосредственно и ненамеренно, без какой-либо подготовки, которую обычно проводили в подобных случаях Наставники. И это произвело на него самое неприятное впечатление.

И такова была плата за то, чтобы только быть рядом с Ней. А Она почти не обращала на него своего внимания.
Было от чего прийти в отчаяние.
Но страдания его тронули всё же Её сердце. И как-то раз...

В общем, она сама повела его в кусты. Но потом как-то так сделала, что это он её поцеловал. А она даже немного сопротивлялась. Как бы не хотела. Ну, не очень хотела. А только уступала его упрямой настойчивости.
И у Дафниса сложилось стойкое убеждение, что это он был инициатором и виновником.
Ну как — поцеловал. Просто прижался губами к щёчке, ненадолго.

На самом деле Хлоя так сломала сложившийся уже у него стереотип подчинения, который сама же и насаждала, но потом почувствовала, что дело зашло немножко слишком далеко, дальше, чем ей хотелось бы. И Дафнис сам уже вряд ли решился бы на что-то подобное.
Зато теперь у него вместо рефлекса подчинения было чувство вины перед ней, которое этот рефлекс успешно заменяло.
Старшие и Средние знакомились с такими понятиями, на уроках психологии, которые были только у них.
Как было с Первыми Хлоя не знала. Но подозревала, что даже ещё хуже.

Так или иначе, но теперь ей оставалось только время от времени снисходить до него, чтобы прощать и даже позволять гулять с собой вдвоем, а иногда и даже среди ребят не очень скрывать свое предпочтение друг другу.

А изредка они даже купались вдвоём, в скрытых кустами от посторонних взглядов заводях пруда.
Подобное обособление не приветствовалось Наставниками, и это вынуждало их ещё более таиться и от всех прочих жителей Эдема. Даже от вездесущих кошек. Так, на всякий случай.

И ещё Хлое явно нравилось, что Дафнис должен был купаться при ней голышом, когда она была в купальнике. Это как-то подчёркивало её старшинство и доминирование.
Дафнис же напротив, впервые испытывал какое-то непонятное чувство раздвоения, когда он одновременно и хотел, и не хотел купаться с ней в таком виде. Особенно, когда доходила очередь снимать шорты. Тогда он испытывало лёгкий жар в теле, щёчки розовели, и хотелось куда-то спрятаться или хотя бы отвернуться.
Но одновременно хотелось, чтобы и Хлоя тоже разделась. Совсем.
Но он не находил в себе сил попросить её об этом.
Так же, как он не знал, где ему добыть для себя плавки. А попросить об этом своего Наставника почему-то тоже не мог.

Ведь первое, что сделает Наставник, это спросит, зачем они ему?
И Дафнису даже в голову ничего не приходило, что бы он мог на это ответить.
И при этом ещё и не очень соврать.
А тем более ответить так, чтобы Наставник не догадался, зачем они ему на самом деле.

Он всего-навсего просто не знал, что Наставники такого рода просьбы выполняли, не задавая никаких вопросов.

Хлоя, разумеется, видела мучения Дафниса, но нисколько не стремилась прийти к нему на помощь. Однако иногда вознаграждала поцелуем или позволением ненадолго прижаться щека к щеке или даже слегка приобнять себя.
Но только так, чтобы не прижиматься.

И вообще. Он же должен понимать, что она всё-таки начальница. А он всегда должен её слушаться. Всегда и во всём.

[Serge V Iz]

Есть такое. Спасибо.
"судовой машины" вместо "дизеля" - пойдёт?

Или "мотористы" вместо "кочегаров"? )

[Зомби. Просто Зомби]

У цели

После выработки топлива при разгоне Гильгамеш сильно полегчал и торможение могло занять намного меньше времени, чем разгон. Однако программа полёта этого не предусматривала. Находившиеся в интенсивной эксплуатации, а потом на длительной консервации двигатели могли подвести. Поэтому предосторожность требовала, чтобы их рабочие сессии были короче, чем при разгоне, а профилактические паузы длиннее. Теперь, если придётся отключить один или даже два двигателя из трёх, сохранялся достаточный запас времени, чтобы успеть затормозить при более интенсивной работе оставшегося.

Цикл торможения был закончен, когда скорость Гильгамеша относительно Эриды стала орбитальной, то есть, меньше скорости убегания или так называемой «третьей космической». Этот момент был приурочен ко входу во внутреннюю сферу местного аналога облака Оорта, где звездолет некоторое время витал среди его ледяных тел, пока управляющий им кибернетический разум не счёл одно из них подходящим для создания на нём Топливной Станции.

Построить полномасштабный и полноценный топливный завод было непосильной задачей для техносферы звездолёта. Одной из причин было то, что слишком сложно докопаться до минеральной составляющей ледяных планетоидов Облака. Она присутствовала либо в сильно рассеянном виде, либо глубоко под толстой корой из замерзших до твёрдости горных пород жидкостей и газов. Производить новое поколение автоматов и даже простую арматуру ангаров, складов и цехов Станции было не из чего, и приходилось довольствоваться лишь ограниченными ресурсами самого Гильгамеша.
Поэтому и виды топлива, которые в небольшом количестве могла синтезировать Топливная Станция, были отнюдь не самыми оптимальными для термоядерных двигателей и энергостанций. Тем не менее, возможность пополнять запасы обеспечивала некоторую свободу транспортных операций и энергообеспечения производств, которые планировалось организовать «внизу», в Поясе Жизни системы Эриды.

А если Земля потом решит расширить проект Эдем, и пришлёт дополнительную экспедицию, то может прислать и дополнительное оборудование чтобы на этой основе развернуть более существенное производство.

В дело пошли членистые лапки титанического межзвёздного палочника, ставшие ненужными после сжигания основного запаса топлива. Они постепенно освобождались от нагрузки и сворачивались ещё на стадии разгона звездолёта, полтора века назад, а теперь их конструкции были употреблены на строительство Топливной Станции, а их автоматические обитатели после реконфигурирования и перенастройки стали её обслуживающим персоналом.

Чтобы Станция могла нормально функционировать, её саму необходимо было обеспечить энергией.
Для сборки энергоцентра в ход пошёл один из трёх двигателей Гильгамеша. С него были демонтированы синхротронное кольцо и дежурно-пусковой атомный реактор малой мощности, обеспечивающие зажигание термоядерной реакции, а также некоторые другие ключевые и невоспроизводимые элементы, из которых был заново собран реактор Топливной Станции. Для этого реактора не было необходимости добиваться каких-то рекордных показателей производительности и мощности, но главным была надёжность и возможность длительной работы в условиях ограниченного обслуживания. Так что он имел несколько иное устройство, чем ходовой реактор Гильгамеша, из деталей которого был, в основном, собран.

После всех строительных перипетий, роботы сгрузили в криогенные хранилища Станции и все ещё остававшиеся «навесные» запасы топлива, и Гильгамеш отправился вниз, к Эриде, к внутреннему поясу астероидов и Поясу Жизни.

Взрыволёт Энкиду первым прибыл в систему Эриды, задолго до Гильгамеша. Это был пятый построенный земной взрыволёт и второй успешный, он отправился в полёт в первой половине XXII-го века.

Его исследования подтвердили информацию о наличии в системе двух землеподобных планет, входящих в Зону Златовласки, из которых одна была практически копией Земли, а вторая представляла собой «большой Марс» или, наоборот, холодную версию Венеры.

Земля-2 (Гайа) была чуть меньше своего прототипа, вторая же планета (Тевтон) в полтора раза больше, и потому, хотя и находилась дальше от Эриды, за счёт парникового эффекта обладала даже открытыми незамерзающими водоёмами в экваториальной зоне, морями и озёрами, хотя большую часть её поверхности всё же занимало постоянное оледенение, а айсберги заплывали иногда даже на экватор.
Короткие и редкие эпохи потеплений, связанные с особенностями орбитальной эволюции Тевтона и переменностью Эриды лишь расширяли приэкваториальную зону, свободную от ледников, но никогда не приводили к таянию огромных полярных ледяных шапок.

Продолжение исследований планетной системы Эриды экспедицией Гильгамеша имело целью обеспечить новыми ключевыми данными принятие решения об инициации программы основания человеческой колонии на Гайе.

Главным в этих исследованиях был биосферный тест.
Жизнь была на обеих планетах, но лишь на Гайе цвела, что называется, буйным цветом, на Тевтоне же едва прозябала.
В любом случае в качестве основной цели выступала, конечно же, Гайа, очень близкая по своей природе к Земле.
Однако необходимо было проверить её биосферу на совместимость с земной. Смогут ли земные организмы существовать среди микроорганизмов, растений и животных Гайи или к этому обнаружатся какие-либо непреодолимые препятствия.

Но пробуждать земную жизнь в отсеках звездолёта не имело смысла. Хотя бы потому, что во всех помещениях Гильгамеша царила невесомость и нельзя было быть уверенным, что тесты, проведенные в этих условиях, будут правильно описывать взаимодействия земных и неземных организмов.
Да и пригодных для подобных опытов помещений или отсеков в корабле почти что не было. Кроме нескольких помещений в самом центре шарообразного Отсека Полезной Нагрузки везде было пониженное давление чисто азотной атмосферы, в «теле палочника» до трети земной, в «лапках» вообще до одной десятой.

Помимо прочего, воздух, это ещё и масса, и отнюдь не маленькая, как могло бы показаться, так как он объёмен, в то время как металлическая конструкция практически одно- и двухмерна, и это очень сильно сказывается на соотношении их масс. Бескислородная же атмосфера, как и пониженная до минус двадцати – минус сорока градусов температура способствовали сохранности автоматов и систем звездолёта.

А чтобы сымитировать условия Гайи, в том числе почти земное тяготение и восемнадцатичасовые сутки, необходимо было создать вращающуюся вокруг своей оси большую Орбитальную Станцию, хотя бы лишь для одних биологических опытов, независимо от того, будет ли кто-нибудь в ней потом жить и будет ли вообще эта Орбитальная Станция когда-либо и кем-либо используема в иных целях.

А для этого в свою очередь ещё раньше надо было где-то разместить и построить Промышленный Центр, чтобы добыть материалы для строительства станции и организовать производство элементов её конструкции.
Чтобы обеспечить эту стройку и соответствующую логистику, необходимо было в свою очередь оживить взрыволёт Энкиду, ибо Гильгамеш для потребных для этого перелётов был слишком громоздок и неуклюж, да и предназначен под разделку.

Два атомных реактора Энкиду всё ещё поддерживали в нём функционирование приборов контроля и управления, но уже не могли обеспечить работу ускорителей, инициирующих термоядерную реакцию в двигателе.
К тому же, напряжения перелётов, в том числе и межзвёздного, и длительный, в несколько столетий «сон» не могли пройти для него без последствий.

Самой большой неприятностью оказался скрытый дефект в конструкции одного из реакторов, который был бы совершенно незначительным и даже так и остался бы незамеченным, если бы не длительность его эксплуатации. За долгий срок мизерная, по сути, утечка радиации привела к необратимой радиационной деградации некоторых ключевых элементов конструкции и сделала дальнейшую работу реактора невозможной без ремонта, который автоматы и роботы Гильгамеша произвести не могли.

Но и одного реактора было достаточно, надо было лишь перезарядить его, заменив выработанные топливные элементы на новые, предусмотрительно доставленные Гильгамешем. Эта непростая операция открыла цикл обширных работ в планетной системе Эридана.
Второй реактор Энкиду был выгружен и заменен на один из трёх дежурных реакторов Гильгамеша, существенно менее мощный, но способный подстраховать некоторые функции оставшегося.

После этого Энкиду не было никаких проблем взлетать или садиться даже на достаточно крупные астероиды, хотя следствием его взлётов и посадок было заметное радиационное заражение местности. Но в отсутствии экипажа на борту с этим вполне можно было смириться, тем более, если ограничить эту деятельность строго определенным районом не в самой близости от новостроек Промышленного Центра.

Существеннее и важнее всего было найти залежи необходимых минералов.

Реалистичным подходом при составлении планов этой экспедиции было не надеяться, что можно будет легко найти весь набор незаменимых ресурсов.
Однако есть ряд таких, которые заведомо можно обнаружить, и тогда «план минимум» должен опираться исключительно на этот минимальный набор.
Этот план не включает полное воспроизведение всех составляющих автоматической челяди Гильгамеша, но лишь тех, без которых невозможно решение основной задачи экспедиции, то есть создание Орбитальной Станции и обеспечение минимумом необходимого Посёлка на Гайе.
И это действительно весьма распространенные элементы в космосе – железо, алюминий, кислород, кремний...



Техника, которую можно соорудить только из этих компонент, будет «на порядок» примитивнее, чем автоматы Гильгамеша. Впрочем, некоторые наиболее сложные в воссоздании компоненты, в основном микросхемы, были запасены на борту Гильгамеша, тем более что почти ничего не весили.
Но главное, что Орбитальная Станция предполагалась «инертной» конструкцией, искусственным планетоидом без каких-либо двигателей, сложных детекторных и аналитических систем, мощных энергетических установок... ведь обычный планетоид не тратит на своё существование какой-либо энергии. Конечно, орбитальный Эдем не может быть совсем уж примитивным «куском материи», но в общем-то, устройство его предполагалось максимально бесхитростным, и почти всю его массу составляли стальные и алюминиевые конструкции. А если бы не дефицит углерода, то большая часть его конструкций была бы углепластиковой.

Весь этот минимальный набор ресурсов можно найти на не слишком далеком от центральной звезды, чтобы быть лишенным ледяной коры, и не слишком маленьком астероиде, скорее даже на малой планете, подобной околосолнечной Церере, чтобы исключить переработку исходного вещества геологически активными оболочками (вулканизм, гидро-, био- и атмосфера) и чтобы происходящие на ней процессы не препятствовали накоплению на поверхности универсального космического сырья – реголита.

Естественный крупный спутник Гайи, Лета, диаметром чуть больше тысячи километров, был сочтён пригодным для размещения на нём Промышленного Центра.

Производимые этим Центром элементы конструкции и наполнения Эдема доставлять к точки сборки было не так уж далеко и с этим легко справлялась электромагнитная катапульта, которая не расходовала топлива или рабочего тела, а потребляла только электрическую энергию.
Энергетику Промышленного центра, точно также, как и Топливной станции обеспечивал термоядерный реактор, для которого был аналогичным образом демонтирован второй из трёх двигателей Гильгамеша.

В дефиците оставались лёгкие и летучие элементы, такие как водород, азот, углерод.
Другой проблемой было исчерпание запасов расщепляющихся элементов, необходимых для работы двигателя Энкиду.
Ну и для того, чтобы приблизить производство к возможностям полного воспроизведения техносферы Гильгамеша, необходим целый ряд относительно либо даже действительно редких элементов, найти которые на Лете было проблематично. Хотя и нужно всё это было в «витаминных», очень незначительных в массовом измерении количествах.

Всё это заставляло продолжать попытки георазведки и на других малых планетах и астероидах. А если что-то удавалось обнаружить, доставка соответствующих руд не составляла особого труда.

Планетная система Эриды насчитывает шесть главных планет. Три из них, Меропа, Гелия и Электриона, представляли собой раскаленные суперземли, в три-пять раз более массивные, чем Земля, орбиты которых располагались в самой близи к центральному светилу.
Поэтому с любой другой планеты система Эрида представляла собой довольно феерическое зрелище, когда вместо одной Венеры вблизи местного солнца постоянно, и днём, и ночью, можно было наблюдать целых три, притом намного более ярких, которые, к тому же, довольно быстро двигались вокруг него.
Эти планеты были открыты очень давно, в самом начале XXI-го века. И из-за такого своеобразия строения о планетной системе Эриды сложилось впечатление, что там и не может быть других планет.
Совершенствование техники наблюдения со временем позволило убедиться, что это не так.
И хотя большая часть материала первичного протопланетного диска действительно сконцентрировалась в этих трёх планетах, все же осталось и ещё на три и на два пояса астероидов, Внутренний и Внешний, аналог околосолнечного пояса Койпера.
Помимо Гайи с Летой и Тевтона со своим спутником Фебой, был еще субнептун Актий со своим семейством спутников и тонкими кольцами, как и положено большим планетам.
Между Актием и Тевтоном располагался Внутренний Пояс астероидов, более разреженный, чем околосолнечный, а далеко за Актием пролегал Внешний.
Также между Электрионой и Гайей пристроилась карликовая планета Эгла, подобная Церере, только более тёплая и тяжёлая, а в поясе Койпера обитало сразу несколько ледяных карликовых планет.

Энкиду и Гильгамешу не раз пришлось посетить Эглу и некоторые астероиды внутреннего пояса, прежде чем они нашли нужные виды минералов и активировали там передвижные автоматы для их добычи.

Помимо местного сырья в строительстве Орбитальной Станции использовались и все оставшиеся «лапки» Гильгамеша, ставшие ненужными без навесных запасов топлива. Автоматическая прислуга, обитавшая в них, также была переналажена, чтобы стать кибернетическим экипажем Эдема.

[Зомби. Просто Зомби]

Или "мотористы" вместо "кочегаров"? )

На конкретно Титанике - кочегары.
Но лучше было бы мотористы, их "всего ничего" и они, по сравнению с кочегарами, почти ничем не заняты. Практически.

[Зомби. Просто Зомби]

Эдем

Эдемом называется вообще весь проект, целью которого является основание человеческого поселения на Гайе.
Дочерней цивилизации. С тем, чтобы у культуры землян были наследники и продолжатели. И собеседники, которые, как надеялись авторы проекта, со временем станут вполне авторитетными и интересными для общения. Когда вырастут, как вырастают дети. И тогда человеческая культура обогатится и преумножится всяческим разнообразием.

Также Эдемом обозначалась Орбитальная Станция. И если надо акцентировать, что речь идет именно о ней, то Эдем-Орбита. Место, где впервые пробудится и обретёт новое физическое воплощение под иным солнцем человеческий дух. И ключевое звено всего Проекта Эдем в процессе осуществления.



Как когда-то Гильгамеш во время своей постройки, Эдем располагался в опережающей точке либрации Т4 относительно Леты, которая была в полтора раза ближе к материнской планете, чем Луна к Земли.

Конструктивно он представлял собой два больших одинаковых Тора параллельно расположенных вблизи друг друга на общей оси, присоединенные к ней четырьмя «спицами» каждый и соединенные между собой десятком более тонких и коротких трубчатых переходов. Внутри одного из этих торов был еще один, в пять раз меньший. Радиус же двух главных торов составлял примерно километр.

Собственно, тором был только маленький Тор №3, а главные Тор №1 и Тор №2 были сильно приплюснуты в радиальном направлении и визуально больше походили на отрезки цилиндров, по шестьсот метров длиной вдоль оси станции, а толщиной всего в сорок.

Осью же всех этих Торов служил сам Гильгамеш.

На последних этапах стройки, непосредственно перед раскруткой станции, он медленно и величаво вплыл, влекомый Энкиду, в кольцевую силовую арматуру Станции, окружающую геометрическую линию её оси, и был прикреплён к ней двумя крестообразными переходами, связавшими его центральный коридор со «спицами» главных Торов. Ну а следующим номером этого космического цирка стал Энкиду, прикрепившейся к периферии Тора-1 и малой тягой раскрутивший его до скорости вращения, обеспечивающей величину центробежной силы в Эдемах-1 и 2 на уровни Гайи. То есть, на двадцать процентов ниже земной.

На половину каждого из главных торов растянулись громадные внутренние помещения, три километра в длину, почти шестьсот метров в ширину и больше тридцати в высоту. Они были расположены симметрично, по одному в каждом торе, напротив друг друга.
Эти помещения, как и вся станция в целом, назывались Эдемом.

То есть, Эдем, это станция, Эдем-1, это самое большое помещение в Торе №1, Эдем-2 – то же в Торе №2.
В Третьем (Малом) Торе ничего подобного нет. Это был реально «бублик» толщиной пятнадцать метров, разбитый на отсеки, соединённые центральным коридором, проходящим вдоль его главной окружности.

Зато главная база на Гайе тоже называлась Эдем, если сокращенно. Полностью – Посёлок Эдем-Гайа.

Разумеется, эти несколько неуклюжие обозначения придумали ещё проектанты экспедиции на Земле. Для них эти названия были абстрактны и условны, а если бы им была необходимость постоянно ими пользоваться в быту, они скорее всего их как-то изменили.
А какие названия предложили бы роботы осталось неизвестным, так как их на этот счёт никто не спрашивал. Возможно и скорее всего, что они предложили бы что-то более благозвучное. Но менее содержательное.

Так или иначе, но Эдем-Орбита и Эдем-Гайа начали строится одновременно, как только стал функционировать Производственный Центр на Лете.

С Эдем-Орбитой было проще. Элементы его конструкций, изготовленные этим Центром, электромагнитная катапульта выстреливала прямиком в точку сборки, в лапы роботов-строителей.
С Гайей так поступить было нельзя, мешала атмосфера и значительная сила её притяжения. Поэтому на Гайу шёл полуфабрикат, минеральное сырьё, хотя и кондиционированное по составу, но всего лишь в слитках и баллонах, заключённых в самый примитивный аэродинамический корпус. Поэтому в комплекс Эдем-Гайа также изначально вошли цеха и целые заводы, которые из этих слитков изготавливали те самые элементы конструкций и всякое другое прочее, без чего сам Эдем-Гайа, который наружно представлял собой что-то вроде «рабочего посёлка городского типа», был бы невозможен.

Производственные мощности, созданные на Лете и Гайе, отнюдь не были так уж велики, но и запас времени был достаточный, пока первые поколения колонистов войдут в возраст дееспособности и ответственности.

Приоритетом были, конечно, термоядерные реакторы на Лете и Гайе, а также сама Орбитальная Станция. Без обеспечения энергией высаженные на эти планеты автоматы в самом близком будущем станут металлическим хламом, а на Орбитальной Станции должны были родиться, вырасти и пройти всяческую подготовку сами будущие колонисты. В том числе подготовку к прямому контакту с биосферой Гайи.

Необходимо было наработать основные виды иммунитетов, возможно даже провести некоторую генетическую коррекцию организма колонистов, а также выявить виды растений и животных Гайи, которых следует избегать и опасаться, и тех, которые можно использовать в самом разном назначении.

Но изначально Сады Эдема воссоздавались из замороженных зародышей представителей земной флоры и фауны.
Особую трудность составило воспроизведение земной почвы, которая представляет собой смешанное с минеральной и органической инертной основой сложное и обширное многообразие различных организмов, преимущественно микроскопических, но также червей, насекомых и многих других, которые обеспечивают её ключевую роль в биологических и биохимических биосферных циклах.
Часть почвенной «закваски» была заморожена, но другая часть полтора столетия упорно трудилась в фитотронах, бессмысленно воспроизводя на себе степной травостой земной средней полосы, но, главным образом, саму себя. Поскольку не было уверенности, что все существенные почвенные организмы переживут глубокую заморозку.

[Зомби. Просто Зомби]

Начало. Бунт

Вначале были разбужены звери.
Волчата, ягнята, зайчата...

Их не могло быть много, так как Эдем был ограничен не слишком большим замкнутым пространством внутри Орбитальной Станции. Тем более, нельзя было допускать их свободной охоты друг на друга.
Но нельзя было и совсем обойтись без неё. По замыслу Первые должны были осознать себя в окружении по-настоящему дикой и опасной природы.



Да, корабль поколений построить вряд ли удалось бы хоть какой-нибудь цивилизации в Галактике. Слишком уж он трудоёмок и слишком много ресурсов должно быть на него потрачено. Но даже если какая-то цивилизация и решится на такое, то сколько таких кораблей она сможет построить, пока у неё просто-напросто не кончаться ресурсы или энтузиазм?

Но ум человеческий изощрён, и один вариант всё же остаётся.
Это корабль-инкубатор.
Это тоже давняя идея, эпохи «бури и натиска» 60-х – 70-х годов XX-го века, если не ранее.

Дело в том, что в отличие от взрослого человека его зародыш действительно способен к анабиозу в состоянии глубокой заморозки.
Трудно сказать, сможет ли он пережить в таком виде сотни лет, необходимые для межзвёздного перелета, но вероятность такая существует.
Остальное тогда, как говорится, дело техники. Хотя бы и достаточно высокой, продвинутой и даже совсем не сегодняшнего дня.

Дело техники – всё, кроме одного.
Есть здесь одна закавыка, которую можно подозревать. Ибо сознание человеческое представляет собой явление, сама природа которого, скажем, не вполне ясна. И есть среди прочих даже и такое мнение, что оно существенно более «коллективно», чем представляется нам на первый поверхностный взгляд. Что без погружения в коллектив и без взаимодействия с коллективным «Я», у человека нет шансов стать человеком, по крайней мере полноценным.

Отсюда можно вывести гипотезу «синтаксического фильтра», как основы X-фактора, препятствующего физическим контактам галактических цивилизаций.
А именно, что не имея собственного опыта, маленький коллектив, новорожденный экипаж звездолёта окажется не в состоянии воспринять транслируемые в поколениях знания, которые, будучи сведены к простой «сумме высказываний», могут быть им усвоены почти исключительно через грамматические формы этих высказываний. То есть, через синтаксис. Семантика же, смысл этих высказываний, в связи с ограниченностью собственного опыта и опоры на родительский, прежде всего, авторитет, при этом коллапсирует. Теряется. Смыслы высказываний капсулируются при отсутствии личностной связи поколений и не могут быть вскрыты и интерпретированы. Либо их интерпретация оказывается убогой.

Достаточно ли одного синтаксиса, для воспроизводства культуры?
Может ли такое наследие выступить хотя бы в роли зародыша, из которого когда-нибудь прорастёт то, что предназначалось грядущим поколениям? Или оно превратится со временем в бесполезные заклинания, а потом и вовсе будет отброшено как пустое суеверие?

Пока первенцы Эдема совсем не умели ходить, с ними были Мамми, кормилицы и охранительницы. Но когда самый младший встал на ноги, Мамми ушли. И дети остались наедине с тоже молодыми, но гораздо более ловкими зверями.
Это был критический момент в их жизни. Нельзя сказать, что никто не контролировал ситуацию. Нет. Наставники и кормили детей, и зверями управляли, чтобы те не могли проявить на людях некоторые из своих природных инстинктов.
Но всё же они лишь посещали Первых, а не жили с ними постоянно. И потому не владели полностью ситуацией, и разного рода незапланированные происшествия имели место быть. Достаточно сказать, что одного из Первых звери попросту придушили, хотя возможно, что и не намеренно.

Но всё же это получилось! Через боль и жертвы наладилось совместное существование, когда люди и звери делились друг с другом едой и игрушками, и росли, и играли вместе.

Это были волки. Генно-модифицированные.
В основном волки, но с примесью собаки и шакала.
Генетические дизайнеры добивались от них распространения родительских инстинктов на человеческих детёнышей, то, что крайне редко, но встречается у природных волков.
В какой-то степени это удалось, но, конечно, далеко не в идеальном виде.

— Ещё бы лет триста, сказал руководитель проекта.

Ну кто ж ему даст.
Пришлось довольствоваться тем, что есть.

Это не был на самом деле какой-то рай, звери были те ещё воспитатели. Но разработчики стратегии полагали, что общение с ними восполнит детям в какой-то мере отсутствие естественного физиологического контакта с родителями, которых у них не было. Понятно, что сами Наставники в силу своей природы не могли обеспечить детям то, что обычно им доставалось от старшего поколения.

Помимо этого, полагали, что погружением в жёсткую окружающую среду будет достигнута активация низших, животных функций организма, направленных на выживание, а это приведёт к умеренной гиперфункции всех остальных способностей.

В какой-то степени можно сказать, что в целом рассчитывали на выработку некоего подобия «сверхчеловека», который возглавил бы первопоселение будущих завоевателей Гайи и восполнил бы очевидную его численную недостаточность.

Первой неожиданностью и трудностью стало почти полное отсутствие у воспитанных волками малышей интереса к разнообразным «игрушкам», которые предлагали им Наставники, чтобы выработать привязанность к себе и интерес к интеллектуальной деятельности. Так что после многих попыток, применили депривацию. Попросту говоря, изолировали детёнышей в замкнутых помещениях, а кормёжку поставили в зависимость от работы с этими игрушками-загадками. То есть насильно навязали им соответствующий интерес.

Но так дело сдвинулось, и дальнейшее развитие пошло уже по человеческому пути, то есть через язык и формально-образные структуры.

Но на этом пути дети эксплуатировались нещадно. Разнообразными явными и скрытыми стимулами у них развивалось безудержное стремление к знаниям и первенству в умственных, креативных и спортивных достижениях. Так что их интересы зашоривались и концентрировались в заранее заданных направлениях.
Притом, что уже с пяти лет Первые были привлечены к уходу и воспитанию детей следующих генераций.

Дети появлялись на свет регулярно, по десять в каждый год, и этот год примерно составлял разницу между самым старшим и самым младшим в группе. Тем не менее, группы формально считались по годам, так что самый младший в старшей группе мог по возрасту быть почти ровесником с самым старшим в последующей, но быть почти на год младше самого старшего в своей группе. То есть, границы между группами были условны.

Первых тоже исходно было десятеро. Но через пять лет, когда стали появляться новые дети, их осталось только пятеро. Но это, однако, прошло мимо их детского внимания, занятого проблемами выживания, решением задач, которые ставили перед ними Наставниками и начавшейся уже собственной хозяйственной деятельностью.
И в этом составе, впятером, они и влились в основную, только ещё начавшую формироваться, детскую общность. Возглавив её в качестве своего рода элиты. Как «высшие» в этом сообществе.
После того, как три года прожили в Эдеме, со зверями на свободе, и два провели в каких-то комнатах с запутанными как в лабиринте переходами, где также с ними были и звери, но только жившие в клетках. И за ними надо было ухаживать.

В Эдеме по старшинству они стали вторыми, после Наставников.

На третьей ступени после них стояли, тоже по рождению, те, кто был в первой десятке. Если считать десятку Первых нулевой. Их называли Старшие.
А следующую десятку – Средними. Все остальные считались Младшими, а их группы различались по номерам. Всего до высадки родилось пятнадцать групп младших, а самому старшему из Первых к тому моменту исполнилось двадцать два года.

Итак, по рождению было двадцать пять элитариев, десять высших (Первые), десять рангом пониже (Старшие) и десять приближённых к ним помощников (Средние).

Наставников, которые были выше высшего, с самого начала было пятеро. Но по мере появления новых генераций детей их тоже становилось больше. Просто откуда-то приходили новые. Так, что их количество быстро выровнялось в соотношении один Наставник на две группы плюс ещё двое, не связанных с какими-либо группами. В помощь и на подмену. Всего, то есть, одиннадцать.

Как выяснилось впоследствии, был и ещё один. Неисправный. Функциональный лишь частично и потому выведенный из игры. Из общения с детьми.

Ну, элитарии тоже не были гарантированы от исчезновения.

Восемь лет Первые оставались впятером, пока не исчез ещё один из них. И они уже не могли этого не заметить. Участие в управлении колонией приучило их к ответственности и вниманию к тому, что могло показаться мелочью, но если эту мелочь игнорировать, то могли быть тяжелые последствия. Как легкая ранка на руке может привести к нагноению и заражению.

Хотя все исчезновения происходили как будто в каком-то тумане. И это было и удивительно, и непонятно, и самое главное, непреодолимо. Как будто что-то мешало даже думать об этом, не то, чтобы пытаться как-то объяснить или, тем более, что-то сделать в связи с этим.
Однако в тот раз дошло до разговоров, друг с другом. Это было трудное преодоление этого непонятного барьера. Теперь хотя бы сам факт непонятного исчезновения некоторых ребят был отмечен и признан. Притом Первые вспомнили и ещё кого-то, кроме своего одногодка, из младших, что вот был, смешной такой, и общались с ним, и не стало. И нет нигде.

Но дальше в тот раз дело не пошло. Какой-то сонливый морок нападал на ребят, когда они думали или говорили на эту тему. И так всё и заглохло. Как бы забылось. Даже никаких предположений не было, насчет того, что же все-таки случилось.

Первым пропавшим из пяти был мальчик. Но второй пропала девочка. Возможно, что это как-то способствовало преодолению вышеописанных препятствий на пути понимания Первыми их ситуации. Теперь они остались втроем, два мальчика и одна девочка.
Это случилось ещё через пять лет, когда предыдущий случай совсем уже подёрнулся туманом забвения.
Но это последнее исчезновение стало и последней каплей.

Теперь Первые были убеждены, что причиной всему были Наставники. Ну ещё бы, кто же ещё. И это настолько разрушало саму основу их жизни в Эдеме, что даже самые горячие вопросы так никогда и не были заданы. А вместо этого началось их противостояние Наставникам.

Нарцисс, один из оставшихся Первых, успешно специализировался по информатике и управлению сложными системами.
Политикой Наставников в отношении Первых было отсутствие какого-либо ограничения в отношении информации о любых предметах. В отличии от всех остальных.
Как в области антропологии, так и касательно любых аспектов Проекта.
То есть, у Первых контакт с Реальностью был сразу самый непосредственный, без каких-либо прокладок патернализма. Что с волками-воспитателями, что с требовательностью Наставников, что с техникой, обеспечивающей само их существование.

Поэтому Нарцисс имел доступ ко всей документации по Эдему и Гильгамешу.

Другое дело, что, если перед вами развернут самый полный чертёж межзвёздного корабля, вы на нём, разумеется, ничего не сможете ни понять, ни найти. Поэтому и Нарцисс продвигался по коридорам познания не слишком быстро. Однако
с некоторыми системами он уже успел разобраться и даже более или менее основательно.
И тогда он предложил план: забаррикадироваться в пунктах дистанционного управления кораблем и Орбитальной Станцией, перекрыв все управляемые Двери, ведущие туда из других секций. А потом, овладев в достаточной мере управлением Гильгамешем, как-нибудь перебраться туда, чтобы гарантированно изолироваться от Наставников. И если понадобится, то разорвать и физическую связь Станции и корабля. И может быть даже отойти на нём подальше от станции.

Нарцисс ещё не знал, что на Гильгамеше демонтированы ходовые двигатели. И даже отдаленно не представлял себе уровень контроля Наставников над всем, что только есть в Эдеме и Гильгамеше.

Артемиду в его проекте больше всего смутило, что он не предполагал спасения для других детей. На что Нарцисс ответил, что сначала надо спастись самим, а потом видно будет. И, может быть, как-нибудь получится спасти и остальных.

Первые полагали, что пути назад у них не будет. Но они все-таки решились. И дней пять жили отдельно в этих отсеках и коридорах, перекрыв, как им казалось, всякий доступ к себе, заблокировав автоматику Дверей.

Адонис и Артемида уже некоторое время испытывали некую необычную и новую для себя симпатию друг к другу. Разумеется, они были просвещены в эти аспекты человеческих отношений. Но то была одна лишь теория.
В реальности же, как известно, всё оказывается не так, как на самом деле.

Нельзя сказать, что пункт дистанционного управления совсем уж стал первым в Эдеме гнездом разврата, но ситуация как-то сама, автоматически и незаметно, сняла многие неназываемые вслух запреты, в том числе, и раньше всего, относящиеся к данной сфере.

Они думали, что действительно, хотя бы временно, обуздали Наставников, и что Нарцисс успешно, хотя и не быстро овладевает управлением Гильгамешем.

На самом деле, мгновенно, как только они заблокировали последнюю Дверь, доступ с их пункта управления к Гильгамешу стал чисто виртуальным.
Нарцисс имел дело не с ним, а с его числовой моделью, которую тут же подсунули ему Наставники. Точнее, подсунула «Мама» – сетевой интеллект, аватарами которого были Наставники. Схему, которую можно было изучать, и с которой можно было играться как с настоящим кораблём, но через которую нельзя было им управлять.
А все те дни, которые бунтари упивались свободой, Наставники, разносторонне наблюдая за ними, уточняли параметры их информационных моделей в спонтанно, с их точки зрения, возникшей тестовой ситуации. Хотя выбор варианта дальнейшего обращения с Первыми и представил для Наставников некоторое затруднение. И это время, эти пять дней Свободы Первых, они потратили для расчета вариантов разрешения ситуации, чтобы выбрать из них оптимальный. На свой взгляд.

А потом, через вентиляцию, в якобы изолированные Первыми комнаты проник усыпляющий газ...

Но перед этим, разбираясь в файлах и пытаясь найти в них чертежи Орбитальной Станции, Нарцисс вышел на мета-адрес — «Тор 2, Эдем». Но он всегда знал, что мета-адрес Эдема — Тор 1. Значит, умозаключил он, на станции есть ещё какой-то Эдем? Эдем-2? Или даже Эдем-3? Хотя нет, в третьем Торе никакого своего Эдема нет, и не может быть. Он слишком маленький для этого. Кроме того, у Первых доступ в него был открыт, и хотя обшаривать его весь, осматривая голые металлические стены бесчисленных пустых отсеков, им было совсем без интереса, но всё же они знали Тор-3 достаточно хорошо, чтобы знать и то, что никакого Эдема-3 в нём нет. Да что и говорить, Наставники водили туда даже младших...

Но вот Эдем-2... не в этот ли второй Эдем Наставники отправляли исчезнувших? И не значит ли это, что они, Первые, неправы, не совсем правы, бунтуя против них?
Однако мета-адрес был выделен рамкой и помечен как «неактивный». А среди подчиненных ему, сколько Нарцисс не листал таблицы коннектов, были только адреса технических служб и ни одного личного или относящегося к каким-то бытовым сферам.
Похоже, что в Эдеме-2 никто не живёт.
Однако и здесь был возможен вариант, что отключена почему-то только связь, и пропавшие пребывают там в полной изоляции.
В общем, до самого конца Нарцисс по этому поводу так ничего и не выяснил, и не придумал. Не успел.

Была у него и ещё одна ошибка. Хотя у него, как и у всех Первых был полный доступ ко всей информации, хранившейся на борту станции и Гильгамеша, но для понимания одной информации обычно бывает мало. Часто требуется ещё и осознание этой информации. Обычно с этим помогает Учитель. И Наставники часто, в меру своих возможностей, делали это. Но в данном случае этого не было. И хотя Нарцисс знал, что все автоматы общаются по сети как друг с другом, так и с серверами разных уровней, но он так и не понял, не осознал, что ни у одного из них нет ни собственного сознания, ни интеллекта, ни даже собственной индивидуальности, а все они представляют собой лики и аватары Мамы, грандиозного по сложности полномасштабного креативного автомата, управляющего экспедицией.

Этому препятствовало также то, что в общении с детьми Наставники придерживались игровой тактики изображения индивидуальных и независимых друг от друга личностей, которые не могли в рамках этой игры использовать информацию, полученную иначе, чем персональным опытом этой личности.

[vlad7308]

Есть такое. Спасибо.
"судовой машины" вместо "дизеля" - пойдёт?

лучше просто - "машин". Или "машинного отделения"
Их (машин самых разных) там в Титанике было просто дохрена. И основных, и вспомогательных, и тд и тп.

[gans3]

Автору так хочется полетать, что ему неинтересно узнать, что делается в смежных областях знания.

Способ «гравископ» открыт больше ста лет назад, а рефракция в атмосфере человечеству известна с тех пор, как ученые объяснили, почему иногда корабль видно из-за горизонта и откуда берутся миражи в пустыне. Таким образом всякое разумное существо, принимающее информацию в виде электромагнитного излучения, способно освоить передачу и прием информации на межзвездных расстояниях на техническом уровне нашей сегодняшней цивилизации. И зачем тогда вообще использовать какие-то мощные маяки и гигантские космические астросооружения в качестве антенн, если в диапазоне прозрачности атмосферы планет в радиусе «местного пузыря» на экзоплантах видно будет городское освещение и можно снимать полные спектры атмосферы, как будто вы уже посетили экзозвездную систему непосредственно? А гравископ в радиодиапазоне будет принимать все радиопередачи из выбранной экзосистемы.

Что же касается контакта, то кому нужны собеседники, не догадывающиеся использовать для связи эти два способа хотя бы? Что от них можно узнать? Да они сами по радио и расскажут. Если принять телесигнал и подобрать развертку, то сочетая картинки и надписи, можно даже понять язык. И это на расстоянии сотен световых лет.

Для объяснения, как Внеземная Цивилизация передает и принимает сигналы передатчиками ограниченной мощности и неотличимыми от естественного фона сигналами указываю, что «Тауктянский» лазерный передатчик первых киловатт мощности может быть принят через венерианский атмосферный рефрактоскоп (Геспероскоп) прямо сейчас космическим телескопом c апертурой 30 сантиметров. Даже без усиления его излучения рефракцией на атмосфере экзопланеты Тау Кита е. А если специально усиливать рефракцией, то можно будет сигналить просто эквивалентом лазерной указки. Или миллионом указок одновременно доводя пропускную способность канала связи до желаемой ширины.

Таким образом отсутствие видимых нам сигналов не отрицает наличие Внеземных Цивилизаций даже нашего уровня даже внутри «местного пузыря». Хотя это и маловероятно. Цивилизациям, просуществовавшим на порядки дольше нас, связь с такими недогадливыми особями вообще не стоит затрат.

Связаться с нами они, своими, давно освоенными средствами, не могут, мы-то не добрались до фокальной линии Солнца и не построили «Геспероскоп» и даже «Терраскоп».

Специально строить супермаяк, что бы мы их увидели, незачем. Он и так увидели всё, что надо и сделали выводы.

Исходя из свойств звезд и атмосфер планет можно обоснованно предположить, что:

— Даже незначительно превосходящие нас по техническому уровню Внеземные Цивилизации способны организовать связь на межзвездных расстояниях не прибегая к астроинженерным сооружениям масштабов, которые мы способны наблюдать сейчас.

— Уровень сигнала такой межзвездной связи «может иметь ограниченную мощность» и не только мы «не можем отличить его от естественного фона», но и сами принимающие их Внеземные Цивилизации, без использования согласованных каналов, этого сделать не смогут.

— Использование гравитационных линз звезд требует освоения облака Оорта этих звезд авторепликаторами, что не менее затратно и более длительно, чем строительство астросооружений, а так же требовательно к свойствам звезды-линзы. Например, красные карлики, с их вспышками и колебаниями от близко расположенных планет, весьма неудобны для создания на их фокальных линиях роёв гравископных датчиков. Идеальными «гравископами» являются белые карлики. Их фокальные линии начинаются экстремально близко от их центра.

[gans3]

И да, красные карлики в принципе не могут иметь землеподобных планет в зоне обитания. Так они устроены. Те планеты, которые мы видим в зонах обитания первый миллиард лет своего существования были в зоне "горячий меркурий" и прокаливались красным карликом до околозвездных температур. В отличие от желтых карликов, красные карлики снижают свою светимость на два-три порядка в первый миллиард лет.

[Зомби. Просто Зомби]

И да, красные карлики в принципе не могут иметь землеподобных планет в зоне обитания

Это вас кто-то обманул.
Одно только формирование земного ядра длиться 2,5 млрд лет.
Даже если "в первый миллиард" всю атмосферу и гидросферу сдует (а это совсем не так), то продолжающаяся вулканическая активность набуровит новые, лучше прежних.

Вообще, "общепринятое" мнение состоит как раз в том, что "красные карлики перспективны", в плане поисков жизни.
Вы, конечно, вправе иметь своё.

И зачем тогда вообще использовать какие-то мощные маяки и гигантские космические астросооружения в качестве антенн

И действительно, зачем?

[gans3]

продолжающаяся вулканическая активность набуровит новые

Какая связь между формированием ядра и пополнением атмосферы?

КК атмосферу и в нынешнем виде своём вспышками сдувают, как не в себя, а с учётом того, что они творили в своём недавнем (для них) прошлом, Ваш оптимизм - от скудности и противоречивости наших знаний. КК малых масс вообще еще не сели на ГП, по молодости их. Трек самых легких КК до ГП десятки миллиардов лет занимает.

[Настрел]

Начало. Бунт

А дальше? 

[Зомби. Просто Зомби]

Роботы

Ещё когда они сидели в своей отважно-безрассудной осаде, Нарцисс среди прочего успел выяснить, что при всей обширности и полноте описаний всего, что имело хоть какое-то отношение к проекту Гильгамеш, был один предмет, о котором в этой свалке многообразных документов по любому вопросу не было даже единичных упоминаний. И даже намёков.

Это Мамми.

И это было странно.
Более того. В отчётах, посылаемых на Землю, о Мамми тоже не было ни малейшего упоминания. Зато в видеоматериалах присутствовали сцены искусственного кормления, хотя насколько знал Нарцисс, сам принимавший участие в уходе за младенцами, такового не видел ни разу.

И первое, что сделал Нарцисс, когда пришёл в себя и увидел склонившегося над ним Наставника, спросил его — кто такие Мамми?

Трудно сказать, да и сам Нарцисс вряд ли отдавал себе в этом отчет, рассчитывал ли он хоть на какой-нибудь ответ.

Но Наставник ответил, коротко, одним словом — киборги.

Это прояснило хотя бы что-то. На Земле, равно как и в освоенном Космосе, киборги были запрещённой технологией.
Но это единственное, что можно было извлечь из этого ответа, вопросов же сразу возникло очень много.
Но Нарцисс даже не пытался их задавать, понимая, что дальнейших разговоров не будет.

Однако это окончательно отменило в нём нечто такое, что мешало признать давно ставшую для него очевидной простую истину.

Наставники сами не более, чем роботы.

То есть, по сути, то же самое, что и какие-нибудь автоматические уборщики или ремонтники, сотни которых постоянно мотаются по Станции в поисках работы.
Только это роботы человекообразные, покрытые какими-то биоподобными материалами и снабжённые человекоподобным же интеллектом.

Это объясняло сразу многое. И некоторую их неуклюжесть в простых для детей ручных операциях, странность их шуток невпопад. Совершенно невозможную и необъяснимую иногда память. Буквально непреодолимую силу. Да много ещё чего. Особенно такого, что и не передать словами.

Хотя эти роботы были, наверное, самым совершенным из всего, что когда-либо создавались людьми.

Однако Нарцисс так и не сделал ещё одного, последнего шага в понимании мира, которому принадлежал.
Личности Наставников были иллюзорны.
По крайней мере в том отношении, что на самом деле их интеллект в наибольшей степени составляла информационно-аналитическая сеть Гильгамеша. «Мама», как её называли сами Наставники — или это она сама себя так называла? Или это название осталось ещё от тех, кто её создал?

Этот интеллект был один на всех, и не только для Наставников, но и вообще всех роботов Гильгамеша, а индивидуальность каждого Наставника, по сути, лишь изображалась Сетью, была чистой игрой в человекоподобие или же просто маской, удобной для общения с детьми и манипулирования ими.

Собственно, все концы Нарцисс держал в своих руках, но вот вывод из тех фактов, которые были у него прямо перед глазами, сделать никак не мог. Во-первых, он был бы слишком неожиданным и противоречил всему личному опыту Нарцисса. Во-вторых, он просто не искал в этом направлении, не было у него к этому даже повода. Но было и ещё что-то. Какое-то торможение на этом пути. Какая-то «не интересность» этого вопроса. Какая-то сонливость, сопровождавшая любую мысль на эту тему.
Нарцисс был знаком с этим состоянием, но приписывал его свойствам собственного характера и не ассоциировал с содержанием вопросов, его провоцирующих. Тем более, что темы его поисков всегда были разнообразны и не отмечались какой-либо понятной общностью.

...

Такие же роботы, как те автоматы, которые следили за порядком в Эдеме. Которые чинили Гильгамеш и Энкиду, строили базы в облаке Оорта и на Лете, создавали Орбитальную Станцию и Посёлок на Гайе. Просто электронно-механическая прислуга. Манипулятор и акустический выход Мамы. Аватар сетевого искусственного интеллекта.



При всей странности и холодности общения с Наставниками, всё же они заменяли родителей для детей Эдема.
Они были первым, вместе с Мамми, кого (или что?) видели младенцы, когда их вынимали из родильной камеры, и они делали свой первый вдох.

Искусственный интеллект в XXIV-м веке достиг высокого совершенства. Он давно овладел полной автономностью и мог управляться в том числе обычными словесными императивами. Достаточно было дать задание – построить завод по производству каких-либо необходимых в хозяйстве вещей, как система сама составляла проект, беря все необходимые сведения из информационных сетей, и начинала стройку.

Правда за её деятельностью всё же необходим был человеческий контроль. Не то, что она не могла справиться с задачей, но по не до конца выясненным причинам всё же иногда спотыкалась. Это было связано с неизбежной привязкой любого абстрактного проекта к конкретным условиям места и времени, где и когда производились работы.
Естественно, требовалось вносить коррективы в проект, иногда неожиданные, вызванные обстоятельствами, которые выяснялись уже после того, как работы были начаты.
Вот тут-то и таилась засада.
В ситуации, когда не была отработана предыдущая поправка, но уже возникала необходимость следующей, в условиях, когда наслаивалось сразу несколько таких поправок на поправки, система иногда начинала чудить и, что называется, городить турусы. И дело могло не ограничиваться только зацикливанием на проекте, но доходило до того, что строились какие-то немыслимо замысловатые, но, что характерно, всё-таки функциональные и даже вполне рабочие конструкции, не имевшие, однако, ничего общего с привычной заводской архитектурой.
При этом, если разбираться более глубоко, система формально обычно оказывалась даже права. Она достигала поставленной цели, но выбирала решения, которые никогда не предложил бы человек. Как будто эти решения происходили с другой планеты. И они были бы эффективны, если бы существовали в соответствующем им окружении. В инопланетной техносфере. Но в той, в которой они применялись, они всегда уступали проектам, вырабатываемым людьми. И потому это всё-таки была ошибка. Сбой системы.
Это было несколько загадочно, но все фильтры и предохранители от таких ситуаций, которые в свою очередь городили наладчики кибернетических систем, оказывались неэффективными.

Так что отправлять в полёт экипаж из одних лишь роботов было в любом случае авантюрой и расчётом на некоторое везение и удачу.
Тем более ужасным было решение доверить роботам воспитание детей.



Вообще это был какой-то шок. Ну не слишком для Нарцисса, который вполне мог считать себя агентом влияния роботов среди людей, но и для него тоже. А при этом он ещё и хорошо понимал, какой был бы шок для всех остальных ребят, если бы они об этом узнали. Ведь все они не только изучали основы кибернетики, но и из истории прекрасно знали о состоянии этого вопроса на Земле. И естественно, что при всём при том, Нарцисс вовсе не был склонен к предательству собственного вида.

Ведь роботы исходно, это всего лишь послушное орудие человека, как топор или плуг, автомобиль или трактор.
Во всяком случае так воспринимали роботов в XXIV-м веке, когда к ним все давно привыкли, и всякого рода скандальные вопросы вроде «могут ли роботы мыслить?», равно как и темы ответственности за их действия и прочее подобное если и не нашли окончательного решения (вроде сакраментального – есть ли у робота душа?), то давно были забюрократизированы разного рода протоколами и были неактуальны. А их ограничения и сила и слабость по отношению к человеку воспринимались непосредственно и повседневно, на уровне обыденности, и не оставляли места для глупостей вроде приравнивания их «талантов» и «прав» к человеческим.

Робот – это хитроумно устроенная железка, которую можно спутать с человеком только в темноте. Ну, понятно, что «темнота» в этом меме XXII-го века, это эвфемизм недостатка информации.



Здесь же ситуация перевернулась с ног на голову. Роботы не только инициативно обслуживали человека, но и прямо командовали и даже манипулировали им, и он полностью находился в их власти.

Это было как будто тобой начала командовать твоя газонокосилка или стиральная машины, да ещё и стыдила бы тебя за мнимые или даже действительные проступки и ставила бы время от времени в угол, если ты ей чем-нибудь не угодил.
Детская наивная «страшная» сказка об оживших вещах, вдруг ставшая явью, но что может шокировать больше, чем на глазах рухнувший привычный порядок вещей?
Что-то подобное было в литературе XX-го века, когда робототехника только зарождалась, но вряд ли хоть кто-то из ребят был знаком с этой темой, тем более не Нарцисс, который был отнюдь не филолог по интересам и складу характера. А потому и казус с HAL 2000 не был ему известен. И у него вообще не было никаких оснований для догадок о том, что эта сказка может быть на самом деле страшной.



А Наставники действительно располагали в Эдеме абсолютной властью, лишь делясь иногда крохами с некоторыми, но отнюдь не всеми подростками.
Например, они разрешали детям влиять на погоду, но только влиять, а не определять её. С пультовой пятого яруса Башни допущенные могли заказать дождь, но только над Башней, и минут на десять-пятнадцать, а потом возвращалась погода, установленная на этот день Наставниками, сиречь, Системой.

Так сказать, уступка «твоим капризам», но отнюдь не допуск к «рычагам».

И потом, Наставники были просто физически очень сильны, настолько, что здесь вопрос даже не возникал, чтобы как-то меряться силами. Ну, примерно, как с бульдозером.

Другое дело киборги.
Но это действительно была запрещённая технология.
И сам факт, что в Эдеме присутствуют киборги тоже был сногсшибательным шоком.
Даже для Нарцисса, или, скорее, тем более для Нарцисса.
Откуда они вообще взялись на Гильгамеше?

Но это объясняло по крайней мере, почему Мамми были так осторожны в своих контактах с ребятами и явно избегали их, строго ограничиваясь лишь уходом за самыми маленькими и медициной общего характера. Хотя дети, в общем, их любили. В отличие от Наставников. От которых у детей бывало, что называется, на загривке шерсть дыбом вставала, настолько они бывали, как бы это сказать, иногда непонятны. Или даже чужды. Когда сквозь как бы человеческую плоть проступал вдруг холодный стальной каркас бездушного механизма.

Как-то раз, укрепляя неформальным общением доверительный контакт со своим Наставником, который он долго и кропотливо выстраивал, Язон решился спросить у него относительно Мамми.

Реакция Наставника была несколько неожиданной. Вместо ответа, он вдруг задал встречный:

— А откуда ты узнал об этом?

Всё же по скорости соображения в Эдеме Язону равных не было. Он хоть и промедлил чуть с ответом, но успел сообразить прежде, чем начал говорить:

— Я скажу, но только после тебя, я первый спросил. Так что, правда, что Мамми киборги?
— Да, сказал Наставник.

Язон никак не ожидал реакции, которую совершенно непроизвольно выдал его организм. Казалось бы, задавая этот вопрос он должен был предполагать, как возможность, и такой ответ, хотя более ожидал, что Наставник в своей обычной манере уклонится от прямого ответа. Но и это было бы косвенным признанием, ибо непротиворечиво замыкало некоторые логические цепочки в его размышлениях, прежде всего на тему исчезнувших. Но всё это пребывало в его уме только как некая абстрактно-логическая конструкция, вызываемая к жизни лишь азартом поиска истины и желанием подловить Наставника на двуличии.

Ответ же Наставника, да ещё и данный с такой однозначностью и недвусмысленностью, разблокировал работу воображения, и в мозгу Язона мгновенно образовалась картина такого ужаса, что висцеральным ответом его организма стало небольшое расплывающееся спереди на тонких шортиках мокрое пятно.

Но снисхождения, однако! В конце концов ему было тогда всего тринадцать. И он, вообще-то, лишь немного не удержался, но быстро взял себя в руки. Внешне, по крайней мере. И это при том, что главным выводом из информации Наставника было то, что вряд ли знание, которым он только что возобладал, будет нейтральным в отношении его собственной судьбы.

Но чуть помедлив, Наставник, вроде бы не замечая, что творится с Язоном, продолжил

— Там препарат, из мозга животного.
— К.... какого животного? – осипшим голосом еле выдавил из себя Язон, когда к нему вернулась способность дышать.
— Кошки. Ну, говори теперь, от кого ты узнал об этом?

Но Язон, потянув слегка паузу и поковыряв отстранённо пляжный песок сандалией, чтобы успокоиться и прийти в себя от только что пережитого, наконец, как бы забыв обо всём, повернулся и тихо ушёл, по-английски, не обращая внимания на возмущенный возглас Наставника

— Стой, негодяй!

Но нет, он просто не мог больше оставаться здесь. Никак. Это же надо понимать. В конце концов ему необходимо было срочно поменять штанишки. Срочно.

PostScriptum.

На самом деле у Мамми тоже была бинарная конструкция интеллекта, как и у всех роботов, и у людей.

У людей сознание (ну, скажем, вероятно) возникает в некоем подобии «диалога» двух полушарий головного мозга, правого «эмоционального» и левого «рационального», в общем-то равноценных по своим возможностям.
Основное решение в конструкции искусственного интеллекта было найдено ещё в XXI-м веке и аналогичным образом сводится к взаимодействию формально-логического и ассоциативно-весового компонентов. Каждый из них по-отдельности может быть полноценным управляющим центром и способен анализировать окружающую обстановку и ставить, и решать задачи сообразно заданной цели.
Но порознь каждый из них, так сказать, тянул бы в свою сторону, а во взаимодействии двух логик вырабатывается действительно качественное решение.

Точно также не следует считать, что Мамми управляет кошачий мозг.
Мозг изымается на ранней стадии роста и в дальнейшем развивается в искусственной среде под влиянием ряда активирующих и тормозящих его рост биологических агентов. Таким образом, некоторые поля результирующего препарата оказываются гипертрофированными по сравнению с обычным кошачьим мозгом, а другие, наоборот, редуцированными.
Кроме того, и это главное, этот мозг составляет лишь половину интеллектуального ресурса Мамми, а вторую половину образует искусственный электронный интеллект.
И действия Мамми порождаются нахождением некоего равновесия между этими составляющими.

Так или иначе, но у автономных роботов (в отличие от киборгов, но их, как хорошо всем известно, не делали и не разрабатывали, ввиду самого строгого запрета) в XXIV-м веке так и не удалось уйти от «запрограммированного» поведения.
Не хватало вычислительной мощности устройств, которые можно было в них разместить.
Но при снятии этого ограничения удалось создать настоящие «креативные автоматы», искусственный интеллект которых был в состоянии самостоятельно вырабатывать собственное поведение на основе одних лишь внедрённых в него императивов общего характера и обстоятельств окружающей обстановки.
Вот когда робот был подключён к достаточно мощной «серверной», его действительно можно было спутать с человеком. Если, конечно, не обращать внимание на характерные особенности телесной организации и не проводить реально эффективные тесты на интеллект.

Что касается обычных для XXIV-го века роботов, то да, тест Тьюринга они проходили легко. Но лишь потому, что были воплощением сугубо человеческого Логоса.
Ведь глядя в зеркало, и в вас порой закрадывается мысль, что тот, кто в нём, действительно бывает иногда не так уж и глуп, не правда ли?

[Зомби. Просто Зомби]

Орбитальная Станция Эдем-Орбита

Под Эдем-1 и Эдем-2 на Орбитальной Станции были выделены два громадных объёма, три километра в длину, почти 600 метров в ширину и тридцать в высоту.
Эдем-2 остался незадействованным и пустым, в резерве, а для Эдема-1 из сырья, доставленного с Леты и земной «закваски» была подготовлена настоящая земная почва разных видов, в зависимости от выбранного места в Эдеме.



Это были и травянистые поляны, и леса, и песчаные пляжи и болотистые берега, соответственно воспроизводимому ландшафту.

Удалось это не сразу, при первой попытке вместо почвы образовалась гниющая бактериальная масса, на которой не росли даже самые неприхотливые травы. Возможно, что её можно было привести в надлежащий вид подбором различных воздействий, но это была задача не для автоматической системы, хотя бы и сколь угодно продвинутой. Поэтому Мама была изначально и безусловно индоктринирована производить в подобных случаях полную перезагрузку. Тысячи тонн неудавшейся почвы были выгружены из Станции и сброшены на Лету, чтобы прожариваться там под лучами Эриды, объёмы Эдема продезинфицированы, а следующая попытка произведена в более осторожном формате, одновременно в нескольких изолированных друг от друга местах.

Минеральной основой почв Эдема служил реголит Леты после того, как из него были отсепарированы тяжёлые металлы и оставались главным образом алюмосиликатные компоненты.

Стальное дно Эдема моделировало некий рельеф, содержа соответствующие понижения на месте водоемов, и возвышения на месте холмов. Это было сделано для того, чтобы хоть на немного сократить объёмы доставляемых с Леты материалов, ибо суммарно Орбитальная Станция и так тянула на миллионы тонн.

Так что «горы» Эдема были лишь наружно каменными, а под наклеенной декоративной обшивкой скрывался тонкий гнутый стальной лист и пустота.

«Небом» Эдем обращён к оси Станции, стороны же размечены условными направлениями «север – юг – восток – запад», аналогично тому, как они расположены на обычной географической карте, если считать, что вращение станции, как и Земли, происходит в направлении с запада на восток.

Стенка отделяет на востоке Эдема примерно третью часть, называемую Детской, остальная часть условно считается Дикой. Стенка появилась непосредственно перед тем, как Первые были возвращены в Эдем из своего заточения, до этого весь Эдем был Диким. Тогда же Детская была цивилизована и застроена под безопасную жизнь в ней детей.



По диагонали оставшийся Дикий Эдем пересекает ручей или даже скорее небольшая речка, начинающаяся в северо-западных каменистых холмах, на юго-востоке уходящая «под землю», чтобы потом «подземными ключами» вливаться в большой пруд в Детском саду. А из этого пруда просачиваться опять «под землю» и по трубам через очистные фильтры и отстойники перекачиваться в истоки речки.

Пруд в Детском Саду занимает более четверти площади, поэтому его называют иногда даже и озером, настолько он относительно велик. В его западной половине находится довольно приличный по размеру остров, полтораста метров в длину, на северо-восток от которого расположен ещё один, поменьше, с Башней. Сам же пруд находится в основном в северо-восточном квадранте Сада немного выступая за его пределы.

Сто метров от топкого, заросшего в этой части берега до восточной стенки представляют собой труднопроходимую местность, занятую скалистыми холмами в северной части, редкими деревьями и диковатым кустарником дальше к югу, ещё дальше плотный высокий травостой на болотистой почве, переходящий в глубокий «зыбучий» песок, в котором вязнут ноги.
В самом южном углу, наконец, ухоженная цивилизованная местность с парой двухэтажных домиков медицинского назначения.

Северная стенка засажена в разной степени деревьями, местами кустарником и до самой западной оконечности пруда диковата и мало посещаема, хотя там есть даже удобный песчаный пляж.
У северо-западного угла пруда ещё одна Башня, «дикая», куда тоже мало кто ходит.
От Башни до западной стенки небольшой кусок настоящего леса с полянкой и домиками технических служб на ней. Сама стенка закрыта невысокими холмами.

Западная сторона пруда, это ломаная диагональ высокого обрывистого берега, неудобного для купания, но прекрасно подходящего для созерцания озёрной дали. Этот берег засажен аккуратными редкими деревьями по постриженной траве и называется Парк.

От Парка до холмов расположена Площадь Звезды, место присутствия, всяческих собраний и прочих массовых мероприятий.
В северо-западном углу Площади Ратуша, западная сторона отмечена большим демонстрационным Экраном, а вдоль восточной вытянулась Фабрика с настоящими станками и некоторым другим производственным оборудованием. Несколько поодаль от юго-западного угла Площади «общая» Башня, куда в основном все и ходят.

Южнее и восточнее Площади Звезды стадион. Еще южнее спортплощадка.
На запад от стадиона учебные корпуса, на восток домики Средней и Старшей групп.
Между спортплощадкой и южной стеной домики кухни, зверинец и огород.

В юго-западном углу Башня Первых. Говорят, что она отличается тем, что у неё внутри, от остальных Башен, в общем, одинаковых по устройству и назначению, но может быть это только слухи. Но её Дверь впускает только Первых. Ну, кроме Наставников, конечно.
Вокруг этой Башни тоже небольшая парковая зона, на краю которой посередине между южным концом холмов и южной стенкой вблизи от стенки западной, собственно, и сам домик Первых.

Посередине южной стены ухоженная травяная полянка, с востока переходящая в игровую площадку, заставленную соответствующим игровым оборудованием.
Вдоль этих полянки и игровой площадки с северной и восточной сторон – домики младших.
Южный берег пруда напротив этих домиков закрыт густым кустарником, с востока от которого удобный песчаный пляж, главный, где все всегда и купаются.

В каждой стене имеется по две Двери, расположенные несимметрично и по-разному оформленные, пронумерованные по часовой стрелке начиная с северо-запада.

Вне Эдема внутреннее пространство каждого Тора условно поделено на ячейки-параллелепипеды подобно пчелиным сотам.
Не везде эти ячейки оформлены как помещения, значительная часть пространства вообще оставлена пустой, а ячейки служат абстрактными координатами в нём. Некоторая часть пространства размечена арматурой силового каркаса, составленного из стальных или, в большинстве, алюминиевых балок. И лишь очень небольшая часть этих ячеек-сот оформлена как настоящие отсеки.
Отсек Станции — это металлическая коробка с двойными стенками, заполняющая координатную ячейку, которая внутри может быть оборудована как жилое помещение, содержать какие-нибудь функциональные агрегаты, быть складом, лабораторией, центром управления либо, как бывает в подавляющем большинстве случаев, просто пустой.
Любое «помещение» не обязательно такая одиночная ячейка, пять на пять на три метра, но может быть объединением нескольких, когда некоторые из стенок отсутствуют.
Таким образом устроены, например, коридоры внутри гроздьев ячеек-отсеков-помещений.

Двери между помещениями Станции автоматические, также с селективным «привратником», пропускающим в зависимости от настройки.

Там, где ячейки пусты, получается что-то подобное строительным лесам, голый пустой каркас в котором проброшены углепластиковые трапы с алюминиевыми перилами и прочие переходы и лестницы, более или менее позволяющие перемещаться в этих пространствах.

На уровне пола со стороны южной стены Эдема проходит коридор во всю её длину, перебитый парой аварийных герметичных перегородок.
Одна из двух Дверей в южной стене Эдема пропускает в этот коридор всегда и всех подряд, но дальше коридора дети одни всё равно пройти не могут, им не позволят другие Двери.

В принципе в этом коридоре нет ничего интересного, однако примерно в каждой второй десятке младших обязательно находятся экземпляры, для которых привлекательно устраивать там беготню, особенно когда выключен свет. Потребности детского организма бывают совершенно непредсказуемыми, например желание обогнать не быстро срабатывающие на присутствие реле, включающие освещение вокруг этого самого присутствующего. Коридор длинный, от одной переборки до другой целый километр, который можно преодолеть, возглавляя следующую за тобой световую волну, а если получится, даже и оторваться от неё на краткое время, чтобы на полном ходу врезаться в настоящую чёрную Темноту. Причём некоторые предпочитают ...

Ещё одно удовольствие – троллить Наставников, если попалили, так как догнать мелких они, конечно, не могут, сильно в этом уступая всем детям Эдема.

И есть ещё один интересный момент. Сразу за первой переборкой находится Дверь, которая иногда почему-то пропускает в Дикую часть Эдема. Но здесь имеется явная странность: почему-то эта Дикая часть не столь привлекательна, и детки по большей части стараются быстро пройти или даже пробежать к близко расположенной Двери Первых, которая со стороны Дикого Эдема открывается всегда, а со стороны Детской только перед Первыми.

В Диком Эдеме действительно живёт несколько волчьих семей, потомков тех, что когда-то воспитывали Первых, а также и другие животные, менее опасные, но вряд ли подростков останавливает страх перед ними. Просто они чувствуют себя там как-то неуютно, когда одни, и ходят туда только группами во главе Наставников, когда те организуют такие походы «на природу».

От коридора до наружного вакуума два слоя (десять метров) ячеек-помещений, в основном пустых, но среди них имеются и прекрасно оборудованные под жильё, складские, некие особые медицинские и лабораторные, а также занимающие немалые объёмы виварий и Зоо. В этой части Станции будущие колонисты не только регулярно бывают, но иногда даже и живут некоторое время.

Наружная стенка станции тоже многослойная, с различными антирадиационными, противометеоритными и иными ухищрениями.

От северной стенки Эдема до вакуума тоже пятнадцать метров, но там доминирует голый каркас и пустые пространства.
Вообще, объём, занятый помещениями, хотя бы и пустыми, составляет лишь малый процент от всего объёма Станции. Во-первых, их и так просто нечем занять, во-вторых, это значительно уменьшает её массу.
Например, девять этажей над коридором вдоль южной стенки Эдема тоже почти нигде ничем не заполнены.

Под и над Эдемом – по два этажа. Непосредственно под стальным дном проходят всяческие технологические коммуникации и установлены устройства, обеспечивающие функционирование Эдема. Последний этаж это в основном переходы и коридоры, целый лабиринт с редкими используемыми, в основном как склады, помещениями, но некоторые устройства (например, водно-фильтровальная станция) занимают сразу два этажа.

Крыша Эдема в первом этаже насыщена осветительным и погодным оборудованием, на втором – технические помещения и коридоры, связанные с его обслуживанием.

По основной оси Тора на запад и восток от Эдема проходит система непрерывных коридоров, замыкающаяся у него «над головой», на противоположной от него стороне Тора, там, где висит большая «гроздь» отсеков, предназначенная для того, чтобы уравновесить массу Эдема в Торе.

[Зомби. Просто Зомби]

Вы не можете просматривать это вложение.

[Зомби. Просто Зомби]

Язон

Он был вторым во второй десятке, Средних. К его двенадцати их осталось семеро. А всего тогда было почти семьдесят человек, в Эдеме, в возрасте от восемнадцати до совсем маленьких, меньше года. А должно было быть полтораста. Он всегда хотел спросить у Наставников, куда делись остальные. Но всегда как-то так получалось, что отвлекался или забывал, или ситуация складывалась неудобная.
И когда дети пропадали тоже было как-то непонятно. То есть, сначала они ещё были, но почему-то с ними уже почти никто не играл и не общался. Вообще не имел дел. Не из-за ссор или потому что переставали нравится или раздружились, но вот просто как-то так.
А потом они вообще исчезали. Но это тоже было как-то незаметно, и только каким-то специальным усилием Язон смог хотя бы для себя самого просто сформулировать этот вопрос. Но почему-то до сих пор так и не смог его задать.
Да, что-то тревожное было у него где-то на дне души, но в общем он больше не понимал происходящего, чем подозревал чего-то.
В конце концов, иногда некоторых подростков по одиночке или небольшой группой Наставники уводили за Закрытые Двери, чтобы отдельно заниматься с ними какими-то особыми предметами.
Например, физическими тренировками в Третьем Торе, в зоне пониженной тяжести, куда Язон попал как-то с такой группой.

Тут-то он и отличился. Не он первый заметил, что если быстро бежать вдоль главного коридора, то в одном направлении некая сила как бы придавливает к полу, а в противоположном наоборот, становишься заметно легче. Это происходит от того, что сила тяжести на Станции создаётся вращением.
Язон первым смог оторваться от пола и несколько долгих секунд, до ближайшей переборки, лететь в воздухе, не опираясь ни на что.

Он успел проделать этот фокус три или четыре раза, разбив при этом лоб и плечо, прежде чем вернулся Наставник: — вышел на орбиту, прокомментировал он эскапады Язона.
Но странное дело, даже не стал ему на этот раз крутить ухо. А когда выражал своё неудовольствие поступком Язона, почти незаметно подмигнул ему одним глазом. Чем, конечно, вызвал у него некоторое замешательство и недоумение, которое стало ещё больше после того, как ещё и прошептал на ухо — нам нужен Капитан!

Наставники часто бывали непонятны.
Но главное их свойство – для них не было Закрытых Дверей. И они ходили где хотели.
Так, во всяком случае, могло показаться. Потому что все Двери, которые могли видеть дети, перед Наставниками всегда открывались.
А перед детьми только некоторые. А перед самыми маленькими вообще никакие. Ну, кроме тех, естественно, которые на петлях. Простые, механические. Но такие двери, как известно, никуда не ведут. А только прикрывают какие-нибудь комнаты или входы в домики, где жили ребята. Или там, где было какое-нибудь хозяйство. Или что-нибудь лежало.
Ну может быть где-то там, куда вели настоящие Двери, были и другие, которые не открывались даже перед Наставниками.

Да. Так вот за этими Дверьми, возможно, и было место, куда Наставники уводили тех, кто исчез. Если только это они их уводили. Язон как ни старался, не мог вспомнить чтобы он когда-нибудь видел, как Наставники уводили тех, кто потом исчез. Хотя может быть, просто не обратил внимания.
Тем более, что первыми исчезали как раз Мамми, некоторые, а некоторые другие оставались. Хотя Мамми потом возвращались, нескоро. Когда снова появлялись маленькие. А потом опять пропадали, когда маленькие начинали самостоятельно ходить. К тому же Наставники говорили, что Мамми сами не наставники. И пропадали они надолго.
Так что, наверное, и те ребята, что пропали, просто где-то там, за Дверьми. И когда-нибудь снова придут.
Да и Наставники иногда пропадали, хотя и ненадолго и реже всех.

А потом, после того случая, с полётами, в Тор-3, Наставники стали с Язоном заниматься особо. Дополнительно к тому, что они изучали и чему учились все вместе.
Он не один такой был, но у тех немногих, которыми Наставники отдельно интересовались, у каждого кроме общих были и свои собственные предметы, не такие как у других.

И вот Язону, одному из всех, досталась совершенно замечательная игра – управлять полётом в свободном пространстве. Там, то есть, где невесомость. То есть, по легенде, он был, как ему сказали, пилотом некоего аппарата, космического катера, который мог перемещаться как по инерции, так и под действием реактивного двигателя.
И надо было облетать различные конструкции в пространстве, и попадать в узкие просветы между ними ничего не задевая, и причаливать к ним в особых точках для заправки двигателей.

Потом к нему присоединились еще двое мальчиков, младше его, но это было через много времени, наверное, целый год он игрался один, изучая использование разных устройств, помогающих управлять катером и определять своё положение в пространстве. И когда появились эти двое, игра ему уже даже успела немного надоесть, а сам он настолько ей проникся, что мог обучать их, не заглядывая ни в какие инструкции.
И ему это тоже нравилось, доминировать и управлять младшими, а если была нужда, то и проявлять заботу о них.

Но они не были ни единственными, ни первыми, кто научился управлять катером.
Первыми, естественно, были Первые.

Но с теми общаться было даже сложнее, чем с Наставниками. Поэтому они долго были вне его горизонта. Пока он не проторил дорожку и к ним. К Нарциссу. Но это было потом. А сейчас он в собственных глазах стал первым и единственным, кто самостоятельно на настоящем, а не виртуальном ракетном катере облетел их общий дом, Орбитальную Станцию Эдем, и благополучно вернулся домой. Потом они втроём много раз выполняли подобные полеты разной сложности, пока Наставники не сочли, что достаточно.

[Зомби. Просто Зомби]

Хлоя

И так это вошло у них в обычай, чтобы Хлоя позволяла Дафнису некоторые вольности. Но однажды, когда они были только вдвоём, она как-то так особенно посмотрела на Дафниса, а потом почему-то ещё и потупила взгляд, что он понял, что теперь она сама хочет, чтобы он её обнял и поцеловал, и что он наконец добился своего.
И это был миг Откровения.
До этого Дафнис даже и не думал, что он вообще чего-то добивается.
Он просто хотел быть рядом с Хлоей, и чтобы она не прогоняла его, только и всего.
Но сейчас он испытывал совершенно неожиданное, но отчетливое чувство гордости, подсказывающее ему, что он победил и может теперь получить награду, о смысле и характере которой пока не догадывался.

Детская общественность в целом поддерживала сложившиеся между Дафнисом и Хлоей отношения. В её глазах они были первопроходцами. Хотя и в одиночестве, но зато впереди всех.
Были, конечно, и завистники-недоброжелатели, но те не были особенно активны чтобы не противопоставлять себя большинству и позволяли себе лишь иногда поддразнивать Дафниса. Но он был настолько наивен и простодушен, что всякий раз по-честному и притом безошибочно отвечал, когда его спрашивали – Дафнис, а где Хлоя?
В этом не было особенной мистики, просто он знал её расписание, хотя, возможно, и что-то чувствовал, на уровне интуиции.
И если автором этого розыгрыша и был кто-то из завистников, то заразил он этим не только нейтралов, но даже и тех, кто был настроен к парочке в целом положительно. В конце концов это же было почти совершенно безобидное подшучивание.

До тех пор, пока Хлоя не исчезла из своей группы, как раньше и некоторые другие дети. И как и всегда, это каким-то образом почему-то прошло мимо внимания подростков. Всех, кроме Дафниса. На этот раз. Которому, к тому же, после всего, ещё и показали. Не всё, конечно, но главное.
Зная, конечно, прекрасно об их с Хлоей отношениях, Наставники решили сделать ему уступку и позволили проститься.
Чем привели его в совершенно подавленное состояние. Дафнис не знал, что и думать. И просто отказывался понимать и принимать происшедшее.
Хотя и он тоже, поглощенный исключительно собственным горем, первоначально никак не связывал судьбу Хлои с исчезновениями других ребят.

Так что, как и всегда, подростки, пропадая физически, одновременно выпадали и из сферы внимания своих однокашников.
Настолько, что кто-то из оставшихся в силу одной привычки или ещё почему-то, но явно не из желания причинить какую-то особую боль Дафнису, спросил его однажды, как часто делал и раньше — Где Хлоя?

Вызванная этим вопросом у Дафниса истерика потрясла подростков.

Раньше они никогда не сталкивались с чем-либо подобным и им было непонятно, что с ним происходит. Однако, помимо естественного сочувствия, смешанного с некоторой неприязнью к столь бурному проявлению чувств, у детей на уровне рефлекса сработала выработанная Наставниками привычка к обязательной взаимопомощи в любых условиях и при любых обстоятельствах. Хотя в данном случае они не очень понимали, что нужно делать. Вот если бы он поранился или сломал руку... тем не менее, как-то успокоив Дафниса, они попытались добиться от него, что его так расстроило.
Сначала он уклонялся от настойчивых вопросов, но потом всё же ответил.

— Они сожгли её, сожгли! - выкрикнул он.
— Кого?
— Хлою!
— !!!
— Кто-о-о?!
— Наставники!
— Она уснула, ну, насовсем... наверное. И они сожгли её!

И наконец плотину прорвало. Ведь действительно, Хлоя же куда-то делась? Где же она – и это уже совсем не шутка?
И тут как сквозь сон и туман у ребят стали прорываться обрывочные воспоминания о бывших своих знакомых и даже приятелях, которых теперь почему-то нет.

Но то, что сказал Дафнис, это же совсем невозможно. Хотя все про него прекрасно знали, что он до того простодушен, что просто не способен на обман. Но всё же... он, наверное, что-то напутал или не так понял...
Но Хлои, однако, действительно же давно нигде не видно...

Про смерть дети уже знали, по книгам и рассказам Наставникам. А Дафнис ещё и будучи помощником по кухне и огороду сам видел, что Наставник сделал с курицей прямо у него на глазах. Но то курица... хотя...

Так и не поверив Дафнису, бывшие с ним пацаны, однако, быстро разнесли по всем отрядам его шокирующие откровения. И это был двойной шок, так как дети наконец осознали, что довольно много из них действительно, и это совершенно невозможно отрицать, куда-то делось.

Стали вспоминать каких-то своих друзей и приятелей по играм и проказам, каких-то бывших лидеров, заводил и звёзд компаний, выдающихся из ряда драчунов или футболистов...
Они сверяли свои воспоминания друг с другом и всё больше убеждались в том, что это действительно было, эти пропавшие куда-то ребята, как было и то, что они таким же загадочным образом надолго исчезли и из памяти оставшихся.

И эта тема уже стала общей, это была какая-то жуть, подло скрывавшаяся за привычной знакомой безопасной и такой домашней действительностью, настолько невероятная и ломающая все понятия об окружающем мире, что даже подумать об этом с каждым днём становилось всё страшнее.
И все привычные занятия отходили в сторону, и всё более ширившийся страх и растущее недоверие к Наставникам заставляли сбиваться в кучу и требовали каких-то действий...

А Наставники как будто – или на самом деле? – не понимали или не видели происходящего душевного смятения своих подопечных.

[Зомби. Просто Зомби]

Башни

Самым примечательным объектом в Эдеме были Башни.
Их функционал многообразен, но среди прочего содержит нечто удивительное с точки зрения XXI-го века.

Внешне Башня представляет собой некое подобие шахматной ладьи.
Винтовая лестница в ней ведёт не только на пять верхних ярусов, но и позволяет спуститься на два нижних, «подземных».
С противоположной стороны от «человеческого» входа в Башню расположен пандус для обслуживающих автоматов, также дугообразно уходящий на нижние технические этажи. На верхние ярусы не антропоморфные устройства доступа не имеют. Кроме этого пандуса и винтовой лестницы на первом этаже почти ничего больше нет. На первом подземном этаже доминируют устройства управления погодой и подземные коммуникации, на втором мастерские обслуживания автоматической прислуги Эдема.



На втором «надземном» этаже расположились кабинеты какой-то особенной медицины. Здесь было биомедицинское оборудование, среди прочего обеспечивающее адаптацию человеческого организма к условиям и биосфере Гайи. Например, здесь выращивались культуры Гайанских микроорганизмов, чтобы делать из них вакцины.
Обычной медициной в Эдеме заведовали Мамми, здесь же ведущая роль предоставлялась медицинской кибернетике под присмотром Наставников.
Все подростки регулярно обследовались в этих кабинетах, причём обращение с ними здесь было какое-то, не слишком вежливое, скажем. Различные процедуры и тесты были нередко болезненны и даже унизительны. И это было вообще характерно для всего, что так или иначе связано с Башней.
Особо тяжёлые вакцины иногда приводили к тяжёлому состоянию и даже требовали временной, на два-три дня госпитализации в изолированном боксе в этом отделении Башни.

Но без обследования и неприятных процедур на втором этаже нельзя было попасть на третий. А это был игровой зал.
Но и в нём игры и игрушки были какие-то кусачие и злые. Вплоть до того, что потеря рейтинга в игре могла сопровождаться болезненным и унизительным ударом тока через сиденье стула. Да и сюжеты тех игр, и лица игрушечных клоунов... скажем, особой миловидностью и добротой не отличались.

Четвертый этаж имел образовательную направленность. Кроме Башен, учёба происходила в нескольких соответственно оборудованных местах. Например, была Фабрика, где подростки могли учиться работать на настоящих станках, как автоматических, так даже и ручных. Но то, чему можно было научиться здесь, в Башне... коротко говоря, здесь было всё, что можно отнести к тёмной стороне человеческой природы.

На пятом этаже были огромные панорамные окна во всю стену. Их прозрачность регулировалась, и если зал затенить, или если в Эдеме наступал вечер, то на куполообразном тёмно-фиолетовом потолке начинали светиться золотые звёзды, полумесяцы, планеты с кольцами, и Солнце с Эридой в лучистом венчике.

В центре зала были расположенные в круг богато оснащенные всяческими индикаторами и переключателями пульты управления, на экраны которых можно было вызвать не только изображения с видеокамер, расставленных в разных точках Эдема и в других отсеках Орбитальной Станции, но и всевозможную информацию, относящуюся, например, к управлению погодой или состоянию некоторых систем Станции, в основном относящихся к жизнеобеспечению.

На крыше своеобразным балконом купол окружала кольцевая смотровая площадка, с которой в бинокль можно было непосредственно в подробностях рассматривать все уголки Эдема.

Но главной функцией Башен была религиозно-ритуальная.
Да, да. В XXIV-м веке человечество прекрасно осознавало, что религиозность дана ему совсем неспроста.

Самые фундаментальные механизмы познания и выявления функциональных зависимостей и связей предметного мира требует мифа в своей основе. Разоблачённая Мудрость-Исида без пышных одежд наук, искусств и философских систем оказывается Макаронным монстром. Возрастная восприимчивость к сказкам отнюдь не остаётся в прошлом человека, но уходя в подсознание продолжает подпольно руководить его восприятием и выстраиваемыми им отношениями с другими людьми и окружающим миром. Религия же выступает в отношении познавательных функций лишь как рефлексия их механизмов.



Притом замешаны здесь заведомо не только «знание» и «сознание», но и «бытие», ибо при рациональной реконструкции сущностей, лежащих в основе морально-нравственных категорий, приходится проделывать слишком долгий путь, чтобы прийти к пониманию. При этом что-то, обычно называемое интуицией, подсказывает прямое обращение вне всякого пути даже к своим собственным истокам.

Все без исключения земные человеческие общества имеют в традиции, хотя бы и более или менее древней, те или иные религиозные системы, и что представляло бы собой общество, полностью разорвавшее с ними, предсказать невозможно.
Но целью Проекта Эдем было основание поселения на Гайе, планете в системе 82 Эридана, а не антропологический эксперимент как таковой, хотя бы он волей-неволей в том или ином объёме и оказывался неотделимо встроен в него.

К тому же, не последним по значимости был и вопрос свободы выбора для будущих колонистов. Например, если «делать ставку на религию», то какую из существующих традиций выбрать для этого? Или сто первых поселенцев следовало разделить по десяти топовым из известных на Земле конфессий?

Поэтому, хотя человечество XXIV века было по преимуществу атеистическим, было решено воспроизвести в каком-либо виде начальную религиозность в наново рождающемся в космической пустоте исходно чистом человеческом сообществе.

Это не значит, что Башни были какими-то там церквями Макаронного монстра или местообитанием Деда Мороза, но в отношении контроля коллективной психологии нарождавшегося этноса они отвечали за формирование адекватных базовых парадигм восприятия экзистенциальных ситуаций, игнорируя в основном рефлексию этого контроля, оставляя разбираться с ней будущим поколениям колонистов. То есть, это была как бы проторелигия, состояние, подобное тому, в котором находились люди в тот исторический момент, когда, собственно, и стали людьми. Чистая религиозность, ещё не обретшая какой-либо определённой формы и символов, выражающих её содержание.

Религия функционально, это средство психологической и иной защиты от особо агрессивных и неприятных факторов внешней среды. Поэтому и в Башнях концентрировалось то, чего старались в наибольшей степени избегать в самом Эдеме.
Разумеется, в форме «убитой вакцины», для выработки иммунитета, но в то же время и недвусмысленно. И даже более того. Как татуировка на коже дикаря есть некий физический ущерб его телу, некие шрамы, психологические, а иногда даже и физические, оставались у тех, кто заходил по пути, указываемому Башней слишком далеко. Однако, скорее всего в этих «шрамах» и было всё дело. Во всяком случае, так было задумано теми, кто проектировал эту экспедицию.

Почти треть подростков предпочитала по возможности уклоняться и бывала в Башнях лишь по требованиям своих Наставников, почти исключительно для специальных медосмотров. Но, после двух – трёх опытов, не прикасалась более к подаркам Башни. Этот выбор уважался Наставниками, но медосмотров избежать было невозможно, с самого младенчества, хотя Дверь впускала в Башню без сопровождающего Наставника лишь с одиннадцати – двенадцати лет.

При этом Башни были единственным местом в Эдеме, где действовала своеобразная «денежная система». Получить доступ к большинству игр и некоторым информационным ресурсам можно было лишь расплатившись за это некоторой условной виртуальной валютой, а пополняли счёт лишь прохождения медосмотров либо выигрыш. Эта валюта подвержена своеобразной «инфляции», так что без пополнения любые «сбережения» довольно быстро сгорали сами по себе, за пару месяцев от них уже ничего не оставалось. Спасти их можно было только вложив в акции той или иной игры, и при правильном выборе, на росте её популярности, можно было даже обогатиться. Отказники, избегавшие Башен, помимо воли были обладателями некоторого «капитала», который был им, в общем, не нужен. Но некоторые из них «играли на бирже», а потом на тех или иных условиях делились капиталом с завсегдатаями. Были, однако, и альтруисты, которые ни в чём не участвовали, а просто дарили другим получаемые за медосмотр средства.

Практически у всех народов можно обнаружить следы древних обрядов инициации или посвящения подростков во взрослую жизнь, а у племён, избежавших цивилизации, эти обряды живы до сих пор.
Можно сказать, что Башни служили в Эдеме некоей версией сакрального места, где происходит посвящение, лишь длящее не несколько дней или месяцев, но продолжавшееся весь подростковый возраст.

Дети поняли задачу и воспринимали это как некую мрачную, но увлекательную хотя и опасную игру. В конце концов всякая игра — это изображение взрослой жизни. Но в действительности не всё здесь было игрой. Игра лишь прикрывала собой нечто ещё более мрачное, едва проступавшее за ней, подобно тому, как за привычной обыденностью всегда скрывается никуда ни на миг не исчезающая тёмная сторона этого мира, как бы и чем бы кто-то не старался от неё отгородиться.

Все акции в Башне были безымянными и неназываемыми. Подростку чаще всего психологически было просто невозможно рассказать кому бы то ни было, на что его купили, как обманули и унизили. Пусть это даже и была только Игра.
Но безымянный бог в итоге всегда оказывается Дьяволом, а любой бюрократический протокол Договором с ним, действующим лишь в ограниченном пространственно-временном локусе, вне которого все прелести и чары развеиваются в прах и превращаются в мусор, а проданной души уже не вернуть.

К тому же – Поле.

В Башне оно никогда не отключалось, вызывая у тех, кто там был, явственное ощущение невидимого постороннего присутствия и наблюдения. Но стоило только выйти из Башни, вся память о том, что только что там было тут же подёргивалась почти непрозрачной дымкой. При этом искажались только самые последние энграммы, а в целом они лишь дезактуализировалась, как будто всё, что только что произошло на самом деле было несколько месяцев назад.

Распознав скрытое религиозное содержание в действии Башен (а это было совсем не простой задачей) и пользуясь установленным со своим Наставником доверительным контактом, Ясон как-то спросил у него, насчёт Бога. Что он думает о нём.
Ответ его сильно озадачил. Но не своим содержанием, а тем, что было похоже, что это действительно некое «мнение» Наставника, причём это именно мнение робота, а не человека. Хотя этого в принципе не могло и быть. Всё что мог искусственный интеллект даже в XXIV-м веке, это формулировать лишь некие существующие в человеческом обществе направления мысли по тем или иным вопросам.
Однако Язон не знал, что за его Наставником стоит настоящий полноценный креативный автомат, который представляет собой распределённый сетевой разум кибернетической системы, управляющей экспедицией Гильгамеша. А такой автомат, по определению, мог не только решать, но и ставить перед собой любые вопросы и задачи.
Ну, в принципе, конечно, любые.

[Зомби. Просто Зомби]

Революция

Толпа на площади Звезды постепенно густела. И вот уже из неё полетели выкрики:

— Пусть они вернут нам наших друзей!
— Куда их увели? Их держат где-то взаперти и не дают быть с нами!
— Где Дионис, где Диана?
— Это неправильно, неправильно! Пусть делают что им надо, но пусть они живут с нами!
— Где Электра? Где Хлоя?
— Надо позвать Нарцисса, он что-то знает!
— Пусть Наставники нам расскажут, они всё время от нас что-то скрывают!
— Не будем больше с ними заниматься и учить всякую ерунду!
— Пусть они объяснят, чего они от нас хотят!

А потом кто-то крикнул

— Может быть они нас всех уничтожат, по очереди!

Над площадью воцарилось тягостное молчание, которое взорвал тонкий голос кого-то из младших

— Я больше не буду ходить к ним на занятия!

А кто-то из старших воскликнул

— Надо выгнать Наставников и заблокировать Двери! Надо позвать Нарцисса, он знает, как это сделать!

Теперь толпа стояла, развернувшись к Наставникам, которые, казалось, спали стоя, до того на их лицах ничего не было написано.
Это было одно из их обычных, но редких состояний, когда лица становились как кукольные, движения замедленные или они вообще замирали, и так обычно длилось несколько секунд.
Но здесь счёт шёл уже на десятки минут, а Наставники так и не приходили в себя.

Толпа, поволновавшись, медленно двинула вперед. Но было видно, как её раскалывает неопределённость и нерешительность. Более или менее уверенно двигалась только небольшая часть, человек двадцать, а остальные приотставали, а некоторые так даже и вообще отходили в сторону.

И теперь встав лицом к лицу напротив Наставников эта группа выдвинула лидеров, которые стали кричать, чтобы Наставники им объяснили, где сейчас те, которые исчезли.
Один из Наставников внезапно ожил и сказал

— Я не могу ответить на этот вопрос.

И тогда наконец завязался какой-то диалог.

— Чего вы от нас хотите?
— Вы знаете. Мы помогаем вам поселиться на Гайе.
— Гайа, Гайа! Никакой Гайи не существует! Вы всё врёте, самым старшим из нас уже двадцать лет, а этой вашей Гайи никто не видел!
— Не говори неправду, ты прекрасно видел её, в телескоп.
— Это всё обман! Я ничего там не видел! Ни животных, ни растений, ничего про что вы говорили!
— Животных и растений нельзя увидеть с такого расстояния, но мы там были и их видели. И вы их видели, в клетках, в Зоо.
— Это такие же обычные животные, как кролики и кошки!
— На Земле таких нет!

Язон сразу стал держаться несколько сбоку, от толпы и от событий.
А когда выкрикнули Нарцисса, он так, бочком, бочком, стараясь не привлекать внимания – и в домик Первых. Не то, чтобы позвать, выполнив заказ бунтарей, а посмотреть, что тот сейчас делает, чем занят.

Язон был единственным, кого Нарцисс мог терпеть рядом с собой.
И когда он уселся за его спиной на стуле, почти не обратил на это внимание, так как это было не в первый раз. И, может быть, от него даже будет какая-нибудь польза, например в виде кофе.

Адонис и Артемида вполне соответствовали своей ответственностью тому, чего добивались от них Наставники.
В любой работе на них можно было положиться, особенно в главном, заботе об остальных детях.

Нарцисс в этом был им полной противоположностью. Своим инфантилизмом он крыл всех остальных обитателей Эдема, включая ручных и диких зверушек. Вероятно, это было необходимо, чтобы уравновесить ситуацию.
Но насколько он был инфантилен, настолько же он был талантлив в информатике и робототехнике.
Вероятно, тоже, чтобы уравновесить.

Тотальный развал общего быта в Эдеме и бузившая на площади Звезды толпа для него почти не представляли интереса, но лишь дали повод продолжить давние поиски следов исчезнувших. И тут ему сильно повезло.
Возможно, что если бы это случилось раньше, то и никакой Революции не было бы.

Он просто прошаривал адресные блоки Тора-2 один за другим, случайным образом, и неожиданно наткнулся на какой-то очередной аудиовидеопоток, а в нём обнаружил голого Гермеса, напряженно вперившегося в сетевой экран, в наушниках, с «коронкой» нейроуправления на голове, левой рукой в сенсориуме (это такая продвинутая, как бы, 3Д-мышь), правая тоже при деле.
Точка генерации видеопотока (веб-камера, как говорили в XXI-м веке) находилась немного сверху – сзади, но больше сбоку от Гермеса, и что было на экране понять было затруднительно.



Нарцисс хорошо знал Гермеса, из первой младшей группы, на год моложе Язона.
Тут была целая история, как Язон проложил дорожку к Нарциссу. В принципе сам он был равнодушен к красотам информационных и управляющих структур. Но это единственное, на чём был возможен контакт с Нарциссом. И Язон исправно просвещался. Но ему никак не удавалось ухватить какую-нибудь тему, которая могла бы стать для него нитью Ариадны в тёмном Нарциссовом царстве. Пока он не пообщался с Гермесом, в котором за некоторой внешней туповатостью в отношении обычных тем скрывался талант информационщика как бы не больший, чем у самого Нарцисса. Во всяком случае на взгляд Язона.

И он использовал Гермеса как таран, чтобы пробить барьер холодности Нарцисса к любому общению.
Просто один раз они с Гермесом зашли к нему спросить нечто такое, эдакое, каверзное, информационное...

Кто-то другой на месте Нарцисса, пока длился контакт, наверняка хотя бы попытался хоть что-то разузнать или спросить у Гермеса. Нарцисс вполне мог за это время перехватить управление экраном Гермеса и направить на него свой аудиовидеопоток. Но вместо этого он почти целую минуту созерцал его виртуальный экстаз, наружно как бы онемев от изумления, но внутренне найдя неожиданно самого себя первый раз в жизни в ком-то другом, пока Система, обнаружив взлом, не рандомизировала адресные пулы оборвав тем самым несанкционированный контакт.

Вряд ли он действительно чему-либо удивлялся, этот вид чувства у него от природы был сильно атрофирован.
Но и в разговор вступать и просто записать хотя бы видеопоток он не стал не потому, что не смог или не сумел, а просто вот даже и не подумал.

И если бы при этом не присутствовал Язон, то Нарциссу никто бы никогда не поверил.
Но даже свидетельство Язона мало что могло уже изменить, если только внести ещё большую сумятицу и неуверенность, а потому и агрессивность в мятежные ряды, уже утратившие рациональность поведения и обуреваемые неконтролируемыми эмоциями.

Наставники полагали целесообразным разбудить родительские инстинкты в изолированной группе, в которую теперь входил Гермес. Но для этого и прежде этого необходимо было пробудить некоторые другие инстинкты. А с этим почему-то были трудности.
Вся эта группа состояла из семи человек, из них Первых было трое, им было уже под двадцать. Ещё было двое Старших, 15 лет, мальчик и девочка, один (одна) из группы Средних, 14, и даже один малолетка, 10 лет, мальчик.
План Наставников состоял в том, чтобы образовать из них что-то вроде семьи с тем, чтобы потом их спровоцированные родительские чувства распространялись бы и на всю новую колонию. Они её уже тогда не только запланировали, но даже начали проводить подготовительные мероприятия.

Но Первые в этой группе были упрямо сдержанны в отношениях друг к другу. Возможно потому, что воспринимали обстановку, в которой они были сильно ограничены в плане всяческой свободы, как совершенно некомфортную для подобного. Даже пятнадцати-четырнадцатилетки при всей их подростковой гиперсексуальности были неконтактны на эту тему. Не ориентированы друг на друга.

Как рыбки, которых хотят приучить к жизни в аквариуме, часто отказываются размножаться в неволе.
Хотя на самом деле может быть просто выборка чисто случайно оказалась не совсем подходящей. Слишком уж она была небольшая.

И Наставники пытались преодолеть этот психологический блок созданием соответствующей среды.
В общем, безуспешно. Вероятно, их электронный мозг чего-то не учитывал в своих оценках и расчетах.
А когда они стали делать некие специальные уколы, ребята довольно быстро сообразили, в чём дело, и наотрез отказались.
И в руках Наставников осталась только мягкая сила манипуляций.
Одним из видов провокаций было подбрасывание соответствующих текстов, видеофильмов и игр в якобы случайно оставленных не блокированными для подростков файлохранилищах. Чтобы у них создавалось впечатление, что это они сами, собственной инициативой всё это раскопали.

Нарцисс и Язон были одинаково догадливы в вопросах социально-психологической направленности, но Нарциссу чтобы сделать хоть какой-нибудь «вывод» по минимуму требовались дни, в противоположность Язону, который делал его раньше, чем у него заканчивался сам процесс понимания.
Для Язона главным был факт, что один из исчезнувших обнаружился. Хотя он и не был до конца уверен, что это не виртуальный двойник, созданный с какими-то целями Наставниками. Он лучше всех в Эдеме понимал Наставников, а отчасти даже и проникал в их планы, и давно догадывался о возможных судьбах исчезнувших.

Начать с того, как он вообще обратился к этой теме, ведь она была заблокирована у всех подростков, даже у Первых. И это было нетривиальной психологической работой, вытащить в светлое пятно собственного сознания то, что упорно убегало из него далеко на периферию и норовило даже вовсе спрятаться в подсознании.
Дальнейшие выводы, предположения и специально ориентированные наблюдения уже не были особенно трудны. Подростков готовили серьёзно к самым неожиданным возможным сложностям при освоении неизведанной планеты, в том числе знакомили с обширными множествами прецедентов сколь-либо подобных ситуаций из земной истории. Не говоря уже об физической и интеллектуальной подготовке.
Так что он вполне себе сообразил, с чего начать.

Язон проследил, что все исчезновения происходили через Башни. Сначала он попытался отследить это сам, но быстро понял, что так ничего не получится. Не мог же он днями и ночами напролёт сидеть у Башни – а их всего, вообще-то целых пять, и запоминать всех входящих – выходящих.
Поэтому ему пришлось как следует напрячься и с помощью Гермеса, а потом и Нарцисса создать программу наблюдения, которая обрабатывала данные с камер, в поле которых попадали некоторые (две) Башни. И он – да! Смог зафиксировать, как один подросток вошёл в Башню, но не вышел из неё.

Правда само по себе это ещё не было доказательством, потому что всем известно, что из Башни можно войти в «подземные» коридоры, через которые, в принципе, можно, наверное, попасть и в другую Башню. Хотя Двери в этих коридорах как правило закрыты для подростков, но всё же, могло же быть так, что кому-то это удалось.
Однако, как выяснил потом Язон, этот подросток действительно исчез, его больше не было ни в одной из групп.

Правда могло быть и так, что он как раз вошёл в эти самые коридоры, да и заблудился там, либо попал в какое-то такое место на Станции, из которого уже нет выхода...

Язон, однако, был более склонен к элитарной интерпретации ситуации. И потому, хотя эмоционально разделял отношения бунтовщиков, всё же не вовлекался в их действия и особо даже не сочувствовал им, а занимал, насколько это было в его силах, «объективную» позицию, отстранённую от суеты забот дня текущего.

А события на площади Звезды между тем развивались.

Семь из восьми Наставников, бывших на площади, внезапно ожили, сбросив своё странное оцепенение, выстроились в цепь в затылок друг другу, а потом какой-то кукольной или пингвиньей походкой, руки вдоль тела, ладони под прямым углом, синхронно раскачиваясь, мелкими шажками удалились в сторону юго-восточной Двери.

Это было бы смешно, если бы не было так страшно. Так синхронно люди двигаться просто не могут, даже если бы долго тренировались для этого.
Это был своеобразный «подарок» земных программистов Системы. Рано или поздно, но характер отношений между людьми и роботами-Наставниками должен был измениться, и если это сопровождалось тем или иным скандалом, то он отмечался таким театрально-символическим актом «ухода отцов», зеркальным в отношении ухода детей. И это был не единственный предусмотренный вариант. Хорошо, что дело не дошло до других.

Оставшийся Наставник громогласно провозгласил нечеловеческим голосом, так, что было хорошо слышно на краю площади и даже дальше, что надо попытаться договориться, и что он остаётся, чтобы сохранять контакт и представлять сторону Мамы.

Язон, в общем, догадывался, что такое оформление всех этих действий было намеренным. Он уже знал от Нарцисса, что Наставники роботы, хотя и не очень верил в это. В конце концов и Нарцисс мог ошибаться. Но теперь он был уверен в этом.
Ну, почти уверен.
Потому что Наставники никогда не признавали этого. Формально не признали и сейчас. А до этого на изредка кем-нибудь задаваемый вопрос всегда отвечали в том духе, что «вы и мы рождены людьми, которые остались на Земле».
А теперь, получается, формально продолжая это непризнание, одновременно намеренно продемонстрировали свою подлинную природу. Конечно, это был определённый «троллинг» и некая издёвка — «Ну, раз вы уже взрослые...»

Так или иначе, но переговоры – это уже настоящее признание субъектности детской команды Проекта Эдем. Можно даже сказать, что Революция уже победила, хотя дети ещё и не добились выполнения никаких из своих требований.

При согласовании интересов главным был перенос начала колонизации. Было решено начать немедленно, а не через три года, как выходило по планам Наставников. Младенцев до трёх лет возрастом не полагалось транспортировать на Гайу. Согласно выработанным на Земле протоколам. А теперь их передадут группе, в которую входил Гермес.

Однако о судьбе исчезнувших подростки так и не допытались.
Здесь, однако, сработала информация от Язона и Нарцисса, посеявшая сомнения в первоначальном выводе и немного развеявшая детские страхи. Чему Язон вполне сознательно, хотя и очень осторожно содействовал. Сыграв тем самым на стороне Наставников.

Хотя сам...

[Зомби. Просто Зомби]

Высадка

Создав промышленную основу в системе Эриды в виде Топливной Станции и Промышленного Центра на Лете, можно было начать строить Орбитальную Станцию, и постепенно накапливать потенциал присутствия на самой Гайе.

Последнее было намного сложнее. Всё дело в гравитационном колодце. Тяготение такой большой планеты, как Гайа, требует значительных энергозатрат и мощности двигателя при реактивном взлете с неё. Здесь в минус работает та самая зависимость, когда наиболее энергоэффективный термоядерный двигатель сильно проигрывает в мощности химическому, и обладая даже, казалось бы, неиссякаемым источником звёздной энергии, с «последней милей» всё же ничего нельзя поделать.
При посадке же, если гасить орбитальную скорость трением об атмосферный воздух, требуется специальным образом оформленный «аэродинамический» корпус корабля и системы его теплозащиты.

На малые планеты или астероиды вполне мог высаживаться и Энкиду, проигрывающий в эффективности Гильгамешу, но превосходивший его по удельной тяге, но и его возможностей не хватило бы для посадки на Гайе. Сам же Гильгамеш был настолько хрупким, поистине эфирным созданием, что попросту разрушился бы при более или менее резком маневрировании, а уж тем более при попытке посадки даже на сколь-либо крупный астероид.

Для десанта на Гайю предназначались другие аппараты. Во-первых, это были большие конусообразные капсулы, тормозившие об атмосферу тепловым экраном и приземлявшиеся на парашюте как древние космические корабли. Энкиду мог доставить их на низкую орбиту и сбросить с неё в атмосферу сам не входя в неё при этом.
Парашюты капсул были управляемыми и обеспечивали достаточно точную посадку в требуемый район при спокойной атмосфере.

С помощью этих капсул на Гайю был доставлен основной массив заранее заготовленных частей конструкций, оборудования и различных автоматов из механической прислуги Гильгамеша, перенастроенных на обслуживание новой базы.

Главной доставкой был разобранный на несколько капсул термоядерный реактор, также демонтированный с двигателя Гильгамеша, как и те, что обеспечивали энергией Топливную Станцию и Промышленный Центр. Тем самым двигательная система Гильгамеша была полностью разоружена, и он, выражаясь морским языком, окончательно потерял ход.

Десантные капсулы невозможно было использовать повторно, ибо не было средств вернуть их на орбиту. Таким образом, почти все они, за исключением минимального резерва, были израсходованы на эту операцию.

Доставленные автоматы должны были начать строить Посёлок на Гайе и заниматься всяческой разведкой, главным направлением которой был поиск полезных ископаемых. Технологическая эволюция в этом лишь повторяла свой биологический прототип, ибо поиск пропитания суть постоянная забота всего живого на свете.

В электронных головах автоматов Гильгамеша были принципиальные схемы производственных процессов, которые следовало организовать на Гайе, и теперь им надо было приспособить эти абстракции к конкретным условиям Гайи, то есть спроецировать соответствующие схемы на реальное среду, вписать их в местный ландшафт.
Для этого надо было найти места концентраций необходимых минеральных ресурсов, организовать пункты их добычи и первичной переработки, построить различного рода технологические комплексы и заводы и проложить пути сообщения между всеми этими объектами.
Доставленный комплекс оборудования, таким образом, в целом представлял собой некий «механический зародыш», из которого должна была произрасти более или менее полноценная техносфера, обеспечивающая возможность существования обитаемой базы.

Сложность этой техносферы предопределялась геологической активностью Гайи. Её оболочки претерпевали в процессе эволюции различные процессы дифференциации, рассеивания и концентрации геологических пород и минералов. В результате образуется толстый поверхностный слой «пустой» биологически переработанной кремнисто-глинистой породы, надёжно скрывающий под собой все ценные залежи, обнаружение которых представляет собой сложную задачу, даже если к её решению подключается человек.

С другой стороны, наличие динамичной водно-флюидальной среды и хемотрофной микрофлоры обеспечивает концентрацию минеральных залежей в богатых месторождениях, из которых их удобно добывать.

Без такой природной обработки космическое вещество представляет собой реголит, разнородную смесь многих составляющих, отделить которые друг от друга тоже может оказаться непростой задачей.
Это похоже на добычу различных элементов из морской воды, где в самых малых концентрациях присутствует вся таблица Менделеева. Но необходимо прокачивать через соответствующие фильтры и сборники колоссальные объёмы воды, чтобы получить хоть сколь-либо значимый выход от этого процесса.
Подобным образом, технологический процесс выделения нужных компонент из реголита более затратен и менее эффективен, чем при их добыче из концентрированных залежей, которые способны формировать геологически активные планеты.
Зато он может быть выстроен на одних и тех же принципах на малых планетах одной и той же группы. Иными словами, для Луны и для Леты с большим или меньшим подобием это одна и та же технология. Причем исходный ресурс для неё берётся буквально из-под ног.

Естественно, что для автоматов Гильгамеша соответствующий набор технологий был разработан и загружен в их электронные мозги ещё на Земле, в то время как
поиск ископаемых на Гайе является рискованным занятием и вполне может затянуться надолго. Поэтому изначально была предусмотрена доставка, по крайней мере на первых порах, минеральных полуфабрикатов на Гайю с Леты.
Запакованные в теплозащитную, аэродинамических форм оболочку, слитки и баллоны выстреливаются той же электромагнитной катапультой, что и при доставке материалов для стройки Орбитальной Станции. Преодолев дистанцию, отделяющую материнскую планету от её главного спутника, эти снаряды попадают в атмосферу Гайи и сбрасывают в ней космическую скорость трением, а затем приземляются в режиме управляемого планирования, завершающегося простым падением, но уже с самой малой высоты и на почти нулевой скорости. И автоматам базы остаётся лишь собирать их с избранных для этого полей.

Этот второй способ достигать поверхности Гайи также дорога в один конец.

Но был и ещё один, третий.
Пять космопланов Драко дожидалось своего дня в ангарах Гильгамеша.

Это были аппараты с треугольным крылом и аэродинамическими рулями, внешне похожие на старинные сверхзвуковые самолеты. И это сходство было не случайно. Они также были снабжены реактивными двигателями и способны на полёт в атмосфере.
Но двигатели эти содержат атомный реактор, или, скорее, атомную изотопную печь, проходя через которую рабочее тело разогревается до нескольких тысяч градусов приобретая тем самым способность создавать реактивную тягу.
Секрет здесь был как в изотопах, питавших эту печь, так и в конструкции двигателя, позволявшей перенастраиваться на использование в качестве рабочего тела практически любых газов.
В космосе и в верхних сильно разреженных слоях атмосферы это был водород из криогенного топливного бака, а в более плотных слоях космоплан переходил в прямоточный режим, прогоняя через нагреватель забортный атмосферный воздух.



И этот аппарат мог не только садиться, но и взлетать с Гайи, и даже возвращаться в космическое пространство, развивая при этом орбитальную скорость. Более того, для него была доступна посадка на Тевтон и даже Актий.
Садиться и взлетать он мог как с подготовленной самолётной взлетно-посадочной полосы, так и в режиме вертикального взлета и посадки. В этих, более затратных режимах он мог приземляться как вертолёт, практически в любой местности, на любой более или менее ровной твёрдой площадке.

Однако без недостатков не обошлось, и главным из них были ресурсные ограничения.
Источником энергии для Драко были изотопные смеси, в которых ядерная реакция индуцировалась их взаимным облучением и разгонялась при сближении соответствующих топливных сборок.
Это позволяло управлять энерговыделением, но после первого же запуска реактора в нём индуцировалась остаточная активность, обусловленная накоплением продуктов распада.

Так что заряженный, но ни разу не летавший космоплан мог довольно долго стоять в ангаре, но совершивший хоть один полёт нуждался в постоянном принудительном охлаждении реактора и все время был на холостом ходу.

Быстрораспадающиеся изотопы реактора космоплана ограничивали срок его использование не более, чем полугодом, по земному исчислению. Причём в течение этого срока мощность реактора постепенно понижалась, ну а вместе с ней, естественно, и максимально достижимая тяга двигателя. Так что, например, полёт в атмосфере Актия с самой минимальной нагрузкой был возможен лишь один-два раза в начале эксплуатации аппарата, в дальнейшем же мощности реактора уже не хватило бы на выход на орбиту для возвращения.

В результате ресурс реактора обеспечивал лишь пять – семь посадок на Гайу с возвращение на орбиту, чтобы Энкиду подхватил на ней Драко и доставил его на Эдем.

Драко-1 был запланирован как разведывательный для всех трёх доступных планет системы 82 Эридана.
После пролёта над океаном Актия предполагалась высадка на Тевтоне для получения гео- и биообразцов. А завершить свою карьеру этот космоплан должен был возвратом биообразцов с Гайи, что и было его основной задачей.

Субнептун Актий представляет собой ледяную океаниду в три с половиной раза более массивную, чем Земля, окутанную обширной, в тридцать раз более плотной, чем земная атмосферой. Хотя он находится в ледяном поясе, примерно там, где в солнечной системе находится Юпитер, сочетание парниковых газов в его атмосфере и тепловыделение его ядра обеспечивает на его поверхности умеренно холодный климат.
Плотная атмосфера, бурная на средних высотах, но достаточно спокойная у поверхности, сглаживает сезонные и широтные различия. Летом в умеренных и экваториальных широтах мощные циклоны сопровождаются потеплениями, порождающими обширные протаивания на ледяной поверхности планеты, отчего эти зоны в остальное время, в замерзшем состоянии всегда абсолютно гладки, как настоящий каток. В высоких же широтах тектонические торошения сохраняются настолько длительное время, что успевают превращаться выветриванием в некие подобия горных местностей.



В принципе, на Актий могли бы высадится даже люди, но вряд ли это было бы целесообразно вне каких-то особых обстоятельств.
От посадки Драко для забора каких-либо проб электронный мозг Гильгамеша после длительного взвешивания вариантов отказался из-за опасений столкнуться с какими-либо холодостойкими микроорганизмами, которые, в принципе, могли оказаться опасными для будущих колонистов Гайи. Вступил также в действие один из древних протоколов, ограничивающих исследования потенциально биосферных планет в сочетании с общей неясностью целей и риска аварии космоплана при посадке или взлёте.

Полёт на Тевтон сорвался из-за предварительных данных по его биосфере. Анализ генетических следов, найденных и исследованных автоматическим невозвращаемым исследовательским зондом, показал её возможную несовместимость с земной жизнью.
Это тоже не было точно установлено, но сама такая возможность заставила отложить любые контакты с Тевтоном на неопределенный срок и переадресовать их далёким потомкам колонистов, если только они когда-либо проявят к этому какой-либо интерес.

И весь оставшийся летный ресурс этого первого космоплана был потрачен на Гайе.

Главным при этом была доставка различных биоматериалов с Гайи на Орбитальный Эдем. Это был совершенно необходимый и неизбежный этап в колонизации планеты. Ибо эти материалы доставлялись не только и не столько для изучения, но это был прежде всего местный гумус, почва, с которой дети-колонисты должны были вступить в контакт сразу после рождения. И даже раньше, когда им ещё в искусственной матке начнут вырабатывать иммунитет к составляющим её микроорганизмам. И на которой в дальнейшем они будут выращивать хлеб свой насущный.

[Зомби. Просто Зомби]

Контакт

Всё дело было в космопланах. Точнее, в их ограниченном ресурсе. Всего их было пять.
За пять гарантированных посадок каждый мог высадить на Гайе сто человек.
Но один Драко был израсходован на этапе предварительных исследований, один предполагалось оставить в резерве.
Таким образом, можно было высадить лишь не более трёх групп колонистов по 100 человек в каждой.

На самом деле это был бы идеальный случай.
Во-первых, кроме колонистов необходимо было доставить и некое оборудование и ресурсы для Посёлка. Например, инкубатор и банк зародышей. Это было абсолютно необходимо, чтобы обеспечить в дальнейшем генетическое разнообразие исходной популяции поселенцев.

Также надо было транспортировать самих Наставников, а каждый из них по массе тянул как два, а то и три, если мелких, колониста. Но при всём негативе, возникшем в отношениях с ними, они ещё долго будут жизненно необходимы колонии.

Заново создаваемая на планете промышленность изначально не отличалась возможностью «производить всё», как на Земле, но лишь самое необходимое.
Поэтому целый ряд чисто человеческих удобств и игрушек тоже требовал транспорта. Чтобы обеспечить некий комфорт в начале бытия.

Ну, у каждого Драко было ещё по три негарантированных рейса, так что, вроде бы, хватало. Тем не менее, при трёх группах транспортная система должна была работать в достаточно напряжённом режиме. Это тем более было важно, что после активации расщепляющегося топлива реактора Драко, он не мог сохранять работоспособность более, чем полгода. Так что надо было ещё и успеть.

Поэтому добавление двух экскурсионных рейсов, о котором договорились как революционном компромиссе, нагружало вообще впритык и было авантюрой. Либо надо было отказаться от третьей группы.
Но здесь решение оставили на потом.

Воспроизвести же Драко воссозданная промышленность не могла в принципе. Требовалась смена нескольких технологических поколений, чтобы более или менее выйти на уровень Земли той эпохи, когда Гильгамеш отправился в свой немыслимый полёт. Да ещё надо учесть, что Драко отнюдь не были продуктом какого-то серийного производства, но результатом высоких компетенций и инженерного искусства и были созданы в уникальном числе экземпляров. Как когда-то давно первые космические «Шаттлы».
Предусмотренная же после исчерпания ресурса дезактивация и консервация Драко в подземельях Эдема-Гайи была мероприятием, ориентированным на далёкое будущее. Если даже Драко не будут когда-либо восстановлены, то могут быть использованы хотя бы как технологический образец.

Некоторая часть детей должна была сразу остаться в посёлке.
В отношении Адониса и Артемиды такое решение предложили сами Наставники, полагая, в частности, таким способом избавиться от, как они думали, главного источника напряжения, создавшегося в Эдеме. При этом на Гайе они волей-неволей будут приносить некую пользу, и, возможно, всё же возглавят колонию, как было предусмотрено первоначальным планом.

При всей изощрённости их весьма предусмотрительных программистов, Наставникам, что называется, и в голову не приходило, что с ними кто-то ведёт сознательную игру на противостояние. Хотя в программе такого рода ситуации моделировались. Но они просто так ничего и не поняли в отношении Язона. Не дешифровали. В конце концов Мама Гильгамеша, это всего-навсего компьютерная программа, хотя бы и очень развитая и сложная.

После пяти дней, посвящённых всяким разгрузкам, погрузкам, ознакомительным походам по окрестностям посёлка и обустройству остающихся, оба Наставника и шестеро детей вернулись на станцию, а семеро колонистов навсегда остались на планете, и при этом были на тот момент на ней совсем одни.

Это были Адонис, Артемида и пятеро младших разного возраста

Ранняя тёплая почти безветренная осень капризно нахмурилась дождём и ветром в первую их ночь на Гайе.
Конечно и в Орбитальном Эдеме погодная сумятица моделировалась с некоторым правдоподобием, но всё же это было нечто другое, совсем другое.
Шум дождя и ветра и мечущиеся тени за окнами маленького домика пугали детей и не давали заснуть. Самые младшие проснулись первыми, один из них объявил во всеуслышание, что хочет домой. Это ещё более обеспокоило остальных, некоторые даже плакали, хотя воспитание Наставников было довольно-таки спартанское и подобные вещи отнюдь не поощрялись.

Адонис и Артемида провели бессонную ночь, кое-как успокаивая своих подопечных, а назавтра весь день ушёл на то, чтобы обустроиться на новом месте.
Это был такой же двухэтажный домик, напоминающий дачный, ну, может быть, чуть менее симпатичный, чем первый, но в отличие от первого у него в подвале был вход в подземные хранилища и убежища поселка.

Поначалу колонисты должны были выходить из своих домов в скафандрах. Это были совсем лёгкие, но герметичные костюмы с настоящим шарообразным прозрачным пластиковым шлемом. Они вентилировались наружным воздухом, проходящим через мощные антибактериальные и антивирусные фильтры. Сами дома при этом также наддувались профильтрованным воздухом с минимальным избыточным давлением, чтобы препятствовать проникновению в них какой-либо ещё неведомой заразы.

Разумеется, это была перестраховка. Но история земных колонизаций знает примеры, когда простой контакт пришельцев и аборигенов приводил к неконтролируемому обмену болезнями, которые для не знавших их ранее организмов часто оказывались фатальными.
Первоначальная выработка иммунитета проводилась ещё на Орбитальной Станции, но отбор образцов с Гайи был случайным и не гарантировал того, что среди них были представители всех потенциально агрессивных к людям видов.

Понятно, что главным занятием первопоселенцев и обслуживающих их автоматов было изучение «in vivo» биосферы и биологии Гайи во всех аспектах, но прежде всего в эпидемиологическом.
Опасность здесь была двусторонняя, вред мог быть причинён не только колонистам, но и самой этой биосфере.
Но в этом отношении приходилось более всего полагаться на удачу, так как предотвращать всяческие утечки не было никакой возможности, да и если обнаружилось бы какое-то негативное влияние, что, собственно, можно было бы предпринять? Вряд ли реалистично было бы вести речь о тотальной вакцинации диких видов, населяющих планету.

Второй рейс «экскурсионного автобуса» доставил уже и одного Наставника, который остался на планете вместе с ещё восемью подростками.
Такое удаление от Мамы, являвшейся действительным носителем его интеллекта, сильно его ограничивало, но как некий «консультант» и как рабочая сила Наставник всё ещё мог быть полезен колонии.

Смысл возвращения части детей на Орбитальную Станцию был в том, чтобы они лично засвидетельствовали существование колонии на Гайе, и то, что те, кто остался не пополнили ряды исчезнувших, но обрели новую жизнь на настоящей большой планете. Ну и что тем самым подтверждался самый смысл и объявленная «официальная» цель экспедиции Гильгамеша.

Кроме этого, на главном экране на площади Звезды теперь периодически включалась прямая трансляция с видеокамер колонии, а в Башнях можно было связаться и непосредственно с колонистами.

...

[Зомби. Просто Зомби]

Эпилог

Гайа примерно на миллиард лет старше Земли. Поэтому считалось весьма вероятным встретить на ней некую внеземную цивилизацию.
Соответственно на это и была ориентирована экспедиция Энкиду. Он был насыщен в первую очередь и более всего разнообразными сканерами техногенных сигнатур, даже в ущерб чисто биологическим исследованиям.
Но он ровно ничего не обнаружил такого, что можно было считать хотя бы самым косвенным свидетельством наличия разума, даже самого своеобразного.
И это разблокировало в его программе сброс исследовательских зондов непосредственно на планету.

Стационарные и передвижные зонды зафиксировали разнообразие биологических видов на Гайе, но также не нашли свидетельств деятельности какого бы то ни было разума, даже совсем нецивилизованного.
Разумеется, несколько ограниченных автоматических миссий не могли составить сколь-либо полного представления о планете и её биосфере, но во всяком случае не было ничего «бросающегося в глаза», в полную противоположность Земле, где к XXIV-ому веку уже невозможно было найти уголок, где не было бы тех или иных следов человеческой предприимчивости.

Биосфера Гайи эволюционировала, в общем, параллельно земной.
Поэтому было естественно ожидать, что она, будучи более древней, должна быть в каком-то смысле и более развитой.
Однако различие возрастов отчасти сглаживалось за счет того, что Гайа меньше Земли и гравитационная дифференциация её недр была менее интенсивна и продолжалась несколько дольше, чем аналогичный земной процесс. Значит дольше длился и активный вулканизм, сдерживавший насыщение атмосферы кислородом. А кислородная революция была более растянута во времени, скачок его концентрации менее выражен, ускорение биологической эволюции происходило более плавно.
Тем не менее, «эффективный» возраст биосферы Гайи даже с учетом этого фактора заметно превышал земной, гайанский фанерозой длился вдвое дольше, чем земной.

Общее впечатление было подобно различию европейской флоры и фауны от, скажем, австралийской. Целый набор новых видов, даже достаточно неожиданных и удивительных, но в целом в чём-то подобных земным.
Различие земной и Гайанской биосфер было, конечно, существеннее, но тоже вполне вразумительно, а на молекулярном уровне подавляющее большинство генов было даже идентично земным, также, как и основные биохимические циклы. Хотя конструкции, вылепляемые из этих элементов эволюцией, были, конечно, достаточно своеобразны. При этом многие из них вполне годились как в пищу, так и для домашнего содержания, воспроизведения и использования.

Поэтому поначалу оставалось только удивляться, почему эти дополнительные к земным полмиллиарда лет вроде бы ничего не дали биосфере Гайи.

Лишь много позже выяснилось, что затянутость кислородного перехода привела к большему разнообразию «биологических платформ» в флоре и фауне.
Такие приспособления, например, как сумчатость, не могут легко редуцироваться, подобно ногам или плавникам китовых, которые когда-то были сухопутными зверями. Виды же, которые перешли на другую «платформу», не могут потом «откатить назад», и выбирают между тем, чтобы вымереть, либо занять некоторую нишу. Ноги и плавники в этой метафоре выступают как легко меняемая «периферия», в противоположность один раз осуществляемому выбору той или иной «платформы», после которого уже невозможно вернуться и перевыбрать заново.
Так вот таких «платформ», после соответствующих подсчётов, на Гайе оказалось в полтора раза больше, чем на Земле.
Но это и невозможно было выявить при любом поверхностном ознакомлении с её фауной.

Ещё миссия Энкиду зарегистрировала некоторые особенности в коротковолновом радиодиапазоне спектра излучения Гайи, которые сразу показались незначительными, ибо были весьма маломощными и более всего походили на какой-то естественного происхождения шум.
Первоначально их объясняли особенностями ионосферы планеты.
Однако после начала заселения Гайи быстро выявилось, что это слабое излучение порождается отнюдь не её небом.
Локальные же его источники подобно призракам появлялись то здесь, то там, неуловимо быстро перемещаясь по поверхности планеты и в её тропосфере, а гонка за ними оказалась почти столь же увлекательным и бесполезным занятием, как когда-то, в XX — XXI-м веках попытка исследовать так называемые НЛО.

Немало лет прошло, пока немногочисленный отряд пугливых детей-первопоселенцев, вздрагивающих от каждого незнакомого звука, превратился в настоящую самодостаточную колонию, и эта колония смогла наконец позволить себе уделить некоторое внимание различным более или менее отвлечённым исследованиям. Лишь тогда был установлен фундаментальный факт наличия в Гайанской фауне целого множества пресапиентных видов самой разной организации, зачастую более продвинутых, чем земные обезьяны, дельфины или слоны. У некоторых из этих пресапиентов наличествовала даже та или иная культура, то есть набор передаваемых от поколения к поколению нарабатываемых ими навыков, обеспечивающих их взаимодействие с окружающим миром, в основном экобиологической направленности. То есть, Гайанский разум в проявленных формах занимался преимущественно регулированием биоценозов, и в этом находил для себя основное поле деятельности.

Источник «странного» радиоизлучения также, как оказалось, имел биологическую природу. Ряд биологических видов Гайи в процессе эволюции вышел, так сказать, в эфир, то есть овладел радиодиапазоном, как для излучения, так и для восприятия. По своей природе этот диапазон пуст, нет естественных источников такого излучения. Поэтому это излучение и привлекло внимание исследователей, как «неуместное». Но виды, подобные земным скатам или угрям, постепенно стали использовать электрические импульсы для сканирования окружающей среды, а потом и для обмена сообщениями с себе подобными.
И это создало предпосылки для овладения некоторыми видами в процессе естественной эволюции настоящей радиосвязью.

Особенно это касалось пресапиентов.

Собственно, так они и были обнаружены.
Как не хитроумна природа, обойти некоторые ограничения может представлять для неё трудности, а иногда оказывается и невозможным.
Так, на одной биохимии сложно разработать достаточно чувствительные приёмники электромагнитного сигнала. Однако сигнал естественным образом усиливается вблизи предметов, обладающих свойством антенны.
Например, вблизи железорудных пирамидок, которые сооружали некоторые виды Гайанских пресапиентов, устраивая время от времени коллективные посиделки или медитации вокруг них, смысл которых длительное время был непонятен для колонистов.

В целом, освоение радиодиапазона позволило коллективной психике этих видов оперировать прямым объёмным восприятием значительных окружающих их пространств, непосредственно и в реальном времени отмечая в них скопления хищников или своих жертв.
Это достигалось сочетанием электромагнитного сканирования, приёмом сигналов от специализированных «разведчиков» и мощной коллективной предобработкой этой информации. То есть каждый представитель такого продвинутого вида «видел» вокруг себя на десятки если не сотни километров.

Выработанное таким образом биологическое «сверхоружие», эффект от неограниченного применения которого был бы подобен ядерной войне, заставило виды адаптироваться к ответственному поведению симбиотической направленности.
Собственно, для продвинутых радиофицированных пресапиентов Гайи вся её биосфера в результате была как бы «одомашнена».
При этом развитие разума на индивидуальном уровне оказалось просто излишним, а сформировавшийся коллективный интеллект биоценозов Гайи получил некую «соляристическую» направленность, так что интерпретация процессов, происходящих в нём, с точки зрения индивидуального сознания сильно затруднена, если только возможна хотя бы в принципе.

Инстинктивный «гуманизм» «Соляриса» Гайи уберёг колонистов от неизбежного уничтожения на самых первых стадиях переселения. Однако её разум рассматривал их как потенциальное приобретение для выигрышного для себя будущего сосуществования с ними. Как человек смотрел бы на какое-то новооткрытое им перспективное для одомашнивания животное.

После вскрытия некоторых аспектов биоинформационного содержания «неуместного излучения» колонисты при участии ещё функционирующих Наставников перепрошили вживляемые при рождении всем детям Эдема микросхемы, первоначально для включения в них возможности приёма и дешифрации той составляющей сигнала, которая касалась пространственного восприятия.
После этого многие события вокруг посёлков постепенно стали им понятны, так как они смогли наблюдать их непосредственно и значительно детальнее, чем с помощью всех земных приборов.
А это в свою очередь привело к превращению канала подключения к «Эфиру» Гайи в двусторонний. Колонисты научились не только различать, принимать и дешифровывать некоторые «информационные пакеты» в нём, но и посылать запросы.
Они «расшифровали», если только здесь применимо это слово, информационные обмены внутри и между доминирующими видами и встроившись в них приняли участие в их деятельности, тем самым постепенно становясь неотъемлемой частью биосферы. Радио-био-контакт с ней мощно расширил их внутренние горизонты и непосредственно создавал гораздо больше смыслов, чем какие-либо земные игрушки.

Это произошло через тридцать лет после начала колонизации, когда земное поселение было на пике численности и могущества. И тогда же был получен ответ с Земли на отчёт по биосферным тестам Тевтона. По материалам этого отчёта несовместимость земной и Тевтонской биосфер не была подтверждена. Тевтонская биосфера могла быть охарактеризована как «злая, но примитивная» и с ней легко можно было бы справится наличными биотехнологиями.

А на Гайе со временем большинство колонистов и их потомков всё более утрачивало интерес к земному наследию во всех его аспектах, в том числе и к радиоконтакту с Летой, Орбитальным Эдемом и Землёй. Лишь очень немногочисленная группа упорно продолжала придерживаться первоначального плана и посылать отчёты на Землю не надеясь дождаться ответа, но их сыновья тоже уходили к тем, кто выбрал Гайу.
Между этими группами не было какой-либо вражды, но и общение было минимальным. «Лесные» даже поддерживали оставшихся, снабжая их некоторыми продуктами и оказывая при случае медицинскую помощь. Сами же они некоторое время были заинтересованы в чипах для своих детей, но через два или три поколения биосферное воздействие коллективного разума Гайи модифицировало их геном так, что у них возникла способность непосредственно взаимодействовать с информационным полем Гайи, и какая-либо надобность в чипах отпала. А спустя ещё малое время сдались и последние из упрямых.

[Настрел]

Эпилог

Неплохо. Определённо, стоит развивать и обвешивать мясом. Ну и прослеживается сиквел по перелету на луну Тевтона(из-за катастрофы?), чтобы совсем уж свести сюжет к истории "Аватара".

[Зомби. Просто Зомби]

прослеживается сиквел по перелету на луну Тевтона

В бэкграунде - попытка создать колонию на Тевтоне была, но неудачная (точнее, с "неопределенным" результатом, "связь потеряна и никто не знает") ибо оставшихся ресурсов "совсем-совсем мало".

Неплохо

Спасибо.

[Astrodrive]

А на Гайе со временем большинство колонистов и их потомков всё более утрачивало интерес к земному наследию во всех его аспектах, в том числе и к радиоконтакту с Летой, Орбитальным Эдемом и Землёй. Лишь очень немногочисленная группа упорно продолжала придерживаться первоначального плана и посылать отчёты на Землю не надеясь дождаться ответа, но их сыновья тоже уходили к тем, кто выбрал Гайу.
Между этими группами не было какой-либо вражды, но и общение было минимальным. «Лесные» даже поддерживали оставшихся, снабжая их некоторыми продуктами и оказывая при случае медицинскую помощь. Сами же они некоторое время были заинтересованы в чипах для своих детей, но через два или три поколения биосферное воздействие коллективного разума Гайи модифицировало их геном так, что у них возникла способность непосредственно взаимодействовать с информационным полем Гайи, и какая-либо надобность в чипах отпала. А спустя ещё малое время сдались и последние из упрямых.

Сдались последние из упрямых и прекратили передовать научную информацию на Землю. Накрылась эта колония. Передача биологической информации о новых видах жизни и была смыслом научных колоний. Для поиска всяких новых биотехнологий.

Нужен более простой и дешёвый способ колонизации. Нужна технология супер быстрых кораблей со скоростью 0.5 c. Можно будет посылать одну группу (уже натренированных) колонистов за другой и восстанавливать связь с колониями.

Про супер быстрые корабли читай здесь:
https://forum.novosti-kosmonavtiki.ru/index.php?topic=22181.msg2531968#msg2531968

Для супер быстрых кораблей возможен ограниченный аннабиоз без охлаждения. Это когда человек долго спит (при повышенном содержании CО2) и мало ест.

[Astrodrive]

В бэкграунде - попытка создать колонию на Тевтоне была, но неудачная (точнее, с "неопределенным" результатом, "связь потеряна и никто не знает") ибо оставшихся ресурсов "совсем-совсем мало".

Зачем туда лезть если ресурсов мало?

Ещё вопрос про эти ядерные космолёты/самолёты. Там упоминается супер технологическая штучная сборка, которой у колонии нет. Почему не сделать самую простую ракету на сжиженном метане и заправлять её из метана добытого на планете. Тогда можно летать на станцию сколько хочешь. Ограничений по количеству полётов нет.

Пусть станция потом готовит специалистов по посылке информации обратно на Землю. Вопрос только где брать специалистов когда эта станция сама по себе развалится? Все колонисты станут "лесными."

[Зомби. Просто Зомби]

Почему не сделать самую простую ракету

Потому что самая простая ракета требует очень многого, чего не может произвести исходный технологический базис колонии. Это вопрос смены нескольких технологических поколений и - "в этом всё и дело".

Как не велик звездолёт, "всего" он привести с собой не может.

Даже многие из достаточно развитых стран сегодня не могут произвести "простую ракету", хотя и хотели бы.
Северная Корея лет сорок старалась, прежде чем у неё стало получаться, и то с помощью украинских релокантов.

Пусть станция потом готовит специалистов

На Орбитальной Станции осталась небольшая группа, которая "в конце истории" только и могла осуществить попытку колонизации Тевтона.
Вообще, неизвестно (  ) они только пытались это сделать, или дело дошло до высадки.
Они переставили передний шаровой Отсек полезной нагрузки с Гильгамеша на Энкиду, потому что на Энкиду вообще нет обитаемых отсеков, и забрали с собой последний оставшийся Драко.
Но в их колонии исходно энергетику обеспечивал один лишь небольшой атомный "дежурный" реактор, последний из остававшихся на Гильгамеше.
И этого было конечно очень мало.
Очень мало также осталось роботов.
В общем, плохо им там было, на Тевтоне.
И что там с ними стало - история умалчивает.

[Виктор Левашов]

У меня складывается впечатление, что роботы, сделанные по схеме кентавра оптимальнее, чем андроиды.
Или скорпиона, если без мифологии.