Вопросы рассеивания жизни по системам рукава Ориона в литературной обработке

[Зомби. Просто Зомби]

 

Квадратичная зависимость

или

синтаксический фильтр

 

𓅓𓂝𓎡𓋴𓏭𓐝𓂓𓀀 ©

/МакЪСимка/

 

Технофэнтези

Октябрь 2022 – Апрель 2023

 
 
 
Пролог
 
Известен, но не содержит тех или иных возможностей.
Так начинается большинство описаний к патентам на изобретения, с описания прототипов и аналогов, характеризующих текущее положение дел в области, в которой автор выступает со своей новацией, к которой упомянутые прототипы и аналоги выступают фоном, оттеняющем её достоинства.
 
Итак, известен так называемый Парадокс Ферми.
К тому моменту, когда он был сформулирован, в 1950-м году, наиболее фундаментальные параметры Вселенной, в которой мы живем, получили наконец реалистические оценки. Соответственно оформились и ключевые технологии, невиданно расширившие человеческие возможности. И, возможно, даже вышедшие на некоторые пределы того, что вообще возможно человеку в этом мире.
В этих условиях древнее по происхождению общефилософское представление о множественности обитаемых миров обрело вполне конкретные очертания.
 
С одной стороны, мы имеем, что «человек» (как синоним разума) появляется вполне закономерно, как итог некоторой длительной естественной эволюции. Каждый шаг этого процесса описан если даже и без некоторых подробностей, но вполне правдоподобно. Точно также закономерны и подобные Земле миры в нашей Галактике. И их должно быть много. Очень много.
 
С другой стороны, Ферми был физиком-ядерщиком, и ему было вполне понятно, что та самая, только что, пусть в чёрную, в самом первом приближении освоенная термоядерная энергия, похоже, что снимает барьер для межзвёздных перелётов. А тем самым и для освоения и заселения этих иных миров. И если для человечества это всё ещё дальняя перспектива, то среди тысяч цивилизаций, которые должны процветать в Галактике, наверняка найдутся такие, которые эту технологию давным-давно освоили.
Потому что ещё одним аспектом этих фундаментальных знаний была оценка времени существования окружающего нас Космоса в том виде, в котором он раскинулся перед нами. Из которой следует, что в нём неминуемо должны быть «человечества», на миллиарды лет более древние, чем наше.
 
И вот стоя на этой горе знаний и умений, Ферми, пораженный открывшейся картиной, воскликнул, «если их так много, где же они?» Почему мы не знаем и не видим рядом с собой никаких «чужих» и не наблюдаем в космосе никаких признаков их деятельности, хотя вся Вселенная должна быть к настоящему времени изъезжена ими вдоль и поперек?
 
И это значит, что есть к этому какое-то неизвестное нам препятствие. И значит, с точки зрения чистой логики, из парадокса Ферми, являющегося итогом двух с половиной тысячелетнего развития всяческих наук, вытекает существование некоего аналога «тёмной материи», некоего существенного «фактора X» или, иначе, Великого Фильтра, препятствующего распространению разума по Галактике.
 
Гипотезы относительно природы этого фактора достаточно многочисленны, и нет особого смысла не то, чтобы разбираться с ними, но даже и просто упоминать. Однако существует ещё и принцип «нулевой гипотезы», которая обычно выступает как ведущая и имеет обыкновение оправдываться чаще, чем любая другая.
 
Нулевая гипотеза, это, прежде всего, минимум предположений, это теоретическая реконструкция или модель некоего предполагаемого «неизвестного», которая строится исходя лишь из наличного набора точно установленных фактов, и при этом логически полна, связна и не требует каких-либо дополнительных предположений. В последнем и состоит её определяющая особенность.
 
«Гипотез не измышляю» говорил в подобной ситуации сэр Исаак Ньютон.
И даже Оккам вынужден в этой ситуации отложить свою бритву. Ибо обрезать уже просто нечего.
 
А что может выступить в этой роли в нашем случае?
 
Среди суммы оснований самого принципа Ферми наименее достоверным можно считать практически всё ещё не доказанную на сегодняшний день возможность межзвёздных перелётов. Мы не только не делали ничего подобного сами, но и не видели, чтобы кто-то другой это делал.
А все теоретические схемы на этот счёт обязательно включают те или иные более или менее смелые, но ничем не подтверждаемые предположения.
При этом такие перелёты могут быть даже не то, чтобы совсем уж невозможны, но, как можно предположить, лишь затруднены настолько, что именно этот фактор и выступает как основной в формировании «фильтра» межзвёздных коммуникаций.
 
Во всяком случае, предположение о возможности широкомасштабных межзвёздных перелётов не должно, на сегодняшний день, входить в «нулевую гипотезу» в роли факта.
 
Обычно считается, что именно теория Эйнштейна запрещает дальние космические полёты. Раз скорость света является предельно возможной в этом мире, то галактики, удалённые от нашей на миллионы световых лет, становятся для нас принципиально недоступными. Однако это лишь предубеждение, основанное на неверной интерпретации выводов из этой теории. Дело обстоит ровно наоборот. Именно Эйнштейн открывает перспективу доступа ко всей Вселенной. Используя релятивистские эффекты, можно в течении одной лишь человеческой жизни посетить целое множество далёких галактик.
Нельзя лишь вернуться в точку старта. Чем дальше пролегает ваш путь, тем больше пройдёт времени там, откуда вы его начали. Причём минимум этого потерянного времени составляет удвоенное расстояние до цели, выраженное в световых годах. Так что если вы хотите в Туманность Андромеды, то сможете вернуться домой лишь когда там пройдёт несколько миллионов лет. Как бы быстро вы не летели. А это будет тогда уже совсем другое место, где никто вас и помнить не будет. В этом и состоит известный «парадокс близнецов» релятивистской теории.
 
Но в одну сторону именно Эйнштейн летать отнюдь не запрещает. Наоборот.
Однако и это всё-таки оказывается невозможным, коль скоро к нам до сих пор никто не прилетел.
Ведь наверняка в любом обществе найдутся сорвиголовы, готовые на такой полёт.
 
Возможно, что всё дело в том, что межзвёздная пустота на самом деле отнюдь не пуста, но представляет собой сильно разреженный газ, в основном водород, с твёрдыми пылевыми частицами вперемешку. И эти частицы, как ни мало их, могут быть даже заметны, в телескоп, если область, где их чуть больше, чем в окружающем пространстве вдобавок ещё и удачно подсвечена какой-нибудь рядом расположенной звездой.
И тогда эти области пространства называются газопылевыми туманностями.
 
И вот если звездолёт разгонится до сколько-нибудь значительной скорости, встречный поток из этих газовых молекул и пылевых частиц станет вполне себе заметен. Более того, на большой скорости, если не предпринимать специальных защитных мер, набегающий поток частиц будет действовать на звездолёт как наждак, безжалостно сдирая с него обшивку и прочие расположенные под ней элементы конструкции.

А всё потому, что кинетическая энергия встречной частицы (а именно эта энергия оказывает разрушающее действие) пропорциональна не просто относительной скорости этой частицы, а её квадрату. Причём в релятивистском случае всё ещё хуже, хотя и лишь с относительной точки зрения. И эта зависимость ставит более существенные ограничения на максимальную скорость передвижения «автостопом по Галактике», чем какой-то там Эйнштейн.
И потому, по-видимому, в пределы человеческой жизни никакой межзвёздный перелёт не укладывается. Просто технически невозможно лететь со слишком большой скоростью. И это не из-за Эйнштейна.
 
Разве что та или иная звезда случайно окажется рядом с нашим Солнцем.
А это вполне может быть, так как звёзды отнюдь не неподвижны, но обращаются по замысловатым орбитам вокруг центра Галактики и потому меняют и своё расположение друг относительно друга. Как планеты в солнечной системе.
Только вот удачного расположения придётся ждать сотни тысяч, если только не миллионы лет.
 
Но и этого хватило бы даже одной, но достаточно древней цивилизации, чтобы заселить за миллиард лет всю Галактику. Поскольку закон заселения, как и всегда в подобных случаях, оказывается экспоненциальный.
 
Не будем подробно останавливаться на концепциях анабиоза и корабля поколений. Первое для человека пока что не доказано и не реализовано, а есть мнение, что и вовсе невозможно, второе же упирается в масштабный фактор. Для столь большой ракеты, которой должен быть корабль поколений, просто не наберётся горючего во всей солнечной системе.
 
Можно ещё упомянуть фантазии на темы перелёта не на ракете, а с использованием какого-то неизвестного пока принципа, «позволяющем преодолеть световой барьер». Такими словами это описывается в фантастической литературе.
 
Так вот этот принцип, во всяком случае, не вмещается в рамки нулевой гипотезы.
Всё. Точка. Не стоит тратить сил на избитые и всем хорошо известные пустяки.
 
В конце концов, мы исходим из вполне наблюдаемого принципа Ферми.
Раз «их» нет, значит что-то препятствует конструировать анабиозные криокамеры, строить корабли поколений или хотя бы перепрыгивать на близко пролетающую звезду.
 
Между тем, из двух оснований, вступающих в непримиримое противоречие в парадоксе Ферми, одно, технология звездоплавания, продолжает своё неторопливое развитие.
Как таковая, идея использования в этих целях термоядерной энергии была прекрасно известна и самому Ферми.
И даже тогда, в самой середине XX-го века, имела вполне конкретные инженерные очертания.
 

[Зомби. Просто Зомби]

Взрыволёты

Если не вдаваться в подробности, идея взрыволёта состоит в использовании энергии ядерных взрывов для придания механического импульса звездолёту.
В первых проектах взрывы предполагалось производить небольшими ядерными зарядами, настоящими атомными бомбами малой мощности.


Проект атомного импульсного взрыволёта «Орион»

Впоследствии дело дошло до порций пылевидных частиц поначалу чисто ядерного (уран, плутоний, торий), а потом и термоядерного топлива (с добавлением дейтерия, трития или гелия-три), направляемых электромагнитным захватом в фокус стального «зеркала» звездолета, при инициации ядерной реакции мощными лазерами или потоком элементарных частиц, формируемым ускорителем.
Но и в этом случае горение было импульсным, так как в момент взрыва подпитка термоядерного пламени новыми порциями топлива просто невозможна.

Кроме того, для того, чтобы стальной отражатель взрыволёта выдерживал тепловые нагрузки и не испарялся в термоядерном огне, он должен в промежутке между взрывами успевать возобновлять своё антитермическое графитовое покрытие.
Например, можно представить, что очередные порции графитовой «смазки» выдавливаются через микропоры отражателя на его рабочую поверхность. Взрыволёт, тем самым, остаётся аппаратом, приобретающим ускорение посредством серии более или менее мощных ударных импульсов, порождаемых термоядерными взрывами, демпфируемыми, как и в самом первом проекте, мощными механическими амортизаторами.


Термоядерный импульсный взрыволёт «Дедал» с лазерным зажиганием

Но взрыволёт для межзвёздных полётов может быть только автоматическим, так как для полётов с экипажем необходимы уж очень огромные корабли и соответствующие запасы сверхдорогого и сверхредкого в природе топлива, одна только добыча которого в объёмах, достаточных чтобы заправить один такой звездолёт, потребовала бы предельного напряжения всей земной экономики. Не говоря уже о других проблемах, например о необходимости целых поколений провести всю жизнь безвылазно запертыми безвылазно в сравнительно небольших стальных клетках, как бы комфортно они не были оборудованы, и всё это ради того, чтобы их потомки смогли ступить на какие-то другие планеты. И не говоря о риске самого такого полёта и риске встретиться с непреодолимыми препятствиями при попытке колонизации чужой планеты.

Но взрыволёт-автомат пригоден лишь для чисто ознакомительного обследования самых близких звёзд.
Однако и такая информация была бы фундаментальной в отношении нашего знания об устройстве окружающего нас мира.

Поэтому к концу XXI-го века был построен первый межзвёздный взрыволёт, названный Орионом в память о первом подобном проекте.
Но его экспедиция к Проксиме Центавра оказалась неудачной, как и последующая вторая попытка.

Корабли просто замолчали, удалившись на огромные расстояния от солнечной системы, и выяснить, что с ними случилось, не было никакой возможности.

Это породило самое пессимистическое отношение ко всей этой технологии и поставило под вопрос судьбу уже строящегося третьего звездолета.
Тем не менее, хотя и со значительным отставанием от первоначально назначенных сроков, третий корабль, названный Арго, был построен и отправлен к одной из ближайших к нашему Солнцу звезд.

И — удача! Совершенно уже нежданная. Да ещё и какая!
Конечно, звезда выбиралась именно по признаку, чтобы в её системе была землеподобная планета.
Но всё же никто не ожидал, что вот так, с первого раза, удастся обнаружить довольно развитую неземную жизнь!


Орбиты планет системы Глизе 1061

LHS 1565 или Gliese (Глизе) 1061 — одиночная звезда в созвездии Часов. Это красный карлик класса M5,5 V, находящийся от Земли на расстоянии 11,938 св. года (3,66 парсек), с выявленными тремя землеподобными планетами.

Третья по удалённости от своей звезды планета, Gliese 1061 d, при сильно вытянутой орбите входит, всё же, в Пояс Жизни, иначе называемую Зоной Златовласки, область, в которой тепловой баланс допускает существование жидкой воды. А значит и возможность жизни.
При этом масса планеты лишь в полтора раза больше земной. То есть, по своей природе она должна быть на неё очень похожа.

Конечно, при такой близости от своего красного карлика планета Глизе 1061 d находится с ним в гравитационном захвате, но не обращена постоянно к нему одной стороной как Луна к Земле, а подобно Меркурию совершает один оборот вокруг него лишь в полтора раза дольше, чем вокруг своей оси. А год на ней длился всего тринадцать суток. И потому день на ней продолжается двадцать шесть земных.

Но этого вполне хватает, чтобы в полуденный зной в перигее на экваторе буквально кипели моря, а в полуночный мороз вымерзал даже атмосферный азот.

Возникающая при этом мощная тороидальная воздушная циркуляция выметает замерзающий азот в освещённое полушарие, предотвращая тем самым образование каких-либо подобий полярной шапки.

При этом на терминаторе, то есть утром и вечером, регулярно буйствует неизбежный как судьба ураган, сметающий всё, что плохо лежит в направлении подсолнечной точки, то есть туда, где полдень.

Ну понятно, что хуже всего на экваторе, в средних широтах температурные контрасты несколько смягчены, а ещё ближе к полюсам равновесие сдвигается к настоящему холоду.

И вот где-то между средней полосой и заполярьем расположены области с не экстремальным климатом, где земной зонд, сброшенный на планету с Арго, обнаружил жизнь, более развитую, чем все микробные сообщества, найденные к тому времени вне Земли.
И это не только лишайники и мхи, но даже мелкие насекомые и прибрежные ракообразные, регулярно замирающие при наступлении жары или холода, и снабженные хитроумными приспособлениями, препятствующими их уносу утренними и вечерними ураганами.

Разумеется, к возможности встречи с внеземной жизнью готовились, даже сама звезда была выбрана из соображений наибольшей вероятности её обнаружить.
Но никто на самом деле в это не верил. Слишком много разочарований было в эпоху начала космических полетов. И потому приборная оснащенность высаживаемых спусковых аппаратов оказалась недостаточно продуманной.

Все же удалось проделать ряд весьма тонких структурных анализов и передать на Землю «чертежи» некоторых клеточных органелл и более или менее полные генетические карты отдельных организмов.
Этого было мало для полноценного и полномасштабного воспроизведение этих организмов молекулярными 3D-принтерами, но участки их ДНК были смоделированы, подсажены земным микроорганизмом и продемонстрировали способность к энзимному синтезу, чем вполне заметно обогатили земные биологию и биотехнологии.

И этот результат значительно превосходил то, что было когда-то достигнуто при изучении микробных сообществ Марса, Титана и Энцелада.

Ну и главное конечно то, что кроме явно выдающейся из ряда вон криобиосферы Титана, во всех случаях внеземная жизнь основывалась на нуклеопротеиновых комплексах, как и земная. Хотя статистика в данном случае, очевидно, малозначимая, но всё же это были вполне весомые результаты и научные достижения.

Конечно, это сильно подстегнуло интерес к космическим полётам и технологическим разработкам. Возобновились в том числе и попытки разработать более продвинутые термоядерные двигатели, чтобы обеспечить когда-нибудь межзвёздный перелёт и с участием людей.

Вопреки парадоксу Ферми.

Противоположностью этому энтузиазму выступал единственный к тому времени случай обнаружения признаков внеземного разума.

Ещё в начале XXI-го века были зарегистрированы необъяснимые естественными причинами радиосигналы от красного карлика Gliese 581.
Впоследствии оказалось, что это была лишь самая мощная составляющая предположительно техногенного излучения. Возможно, это был сигнал привлечения внимания. А под ним скрывался намного менее энергичный собственно содержательный информационный поток, на первый взгляд более всего напоминающий шум. Однако если перевести его в звук, то получалась своего рода «музыка» с явно видимой (слышимой) сложной структурированностью, не сводящейся к каким-то элементарным симметриям или ритмам, что можно было бы ещё как-то объяснить естественными причинами. Но то, что в нём выглядело как структурный элемент, в подобие музыкальной теме почти никогда не выступало простым повтором, но рефрен шёл обычно в различных частотных «голосах», да ещё и претерпевал различные замысловатые, всякий раз своеобразные развития.

Конечно, на земной слух это была какая-то слишком необычная музыка. Но так или иначе, имело место некое явное структурное подобие, заставляющее подозревать, если только не принимать как очевидное искусственное происхождение этого сигнала.

Однако попытки изучения его, происходившие одновременно с постройкой Гильгамеша, за сто лет усилий так и не позволили ничего достигнуть в отношении проникновения в его смысл, если таковой вообще был. При том, что эти попытки сами по себе породили даже несколько новых направлений в математике. Тем не менее, скептицизм в отношении сигнала Gliese 581 постепенно стало испытывать большинство ученых, из тех, кто им когда-либо занимался.

Одним из оснований к этому был давно известный факт, что галактические цивилизации отделены друг от друга не только чудовищными расстояниями, но в даже большей степени расхождением во времени.
Особенно это касается земной цивилизации, как «буквально только что родившейся», по галактическим меркам, конечно. Любой её возможный партнёр с вероятностью близкой к единице будет намного старше неё. Старше настолько, что даже речи не может идти о какой-то «культурной сопоставимости».

В частности, система Gliese 581 на миллиарды лет старше солнечной.
А если так, то «почему бы им и не передавать в нашу сторону именно музыку – какую-нибудь колыбельную для только что родившихся малышей?» – говорили некоторые из скептиков. Шутя, конечно.
Но другие, вполне всерьёз, отрицали даже сам факт искусственности сигнала, полагая, что за ним всё же стоит какой-то хитроумный ещё не выясненный природный механизм.

Мысль направить корабль к системе Gliese 581, конечно, появлялась. Чтобы выяснить всё непосредственно на месте. Но, во-первых, 20 световых лет — это слишком далеко. Вероятность долететь низкая, а лететь крайне долго.
А во-вторых, такое поведение по отношению к предполагаемым обитателям этой системы могло бы показаться им провокационным.

И потому этот проект был отвергнут с порога.

Главным недостатком взрыволётов было то, что они самым безбожным образом тратили ценное минеральное сырье, расщепляющиеся элементы уран и торий. Как бы не велики были их запасы, но с темпами потребления, задаваемыми их использованием в качестве топлива взрыволётов, их исчерпание было делом вполне обозримой исторической перспективы.
Так что всё строительство могло ограничиться лишь счётным числом кораблей такого типа.

Другим ограничителем было то, что они все были автоматическими. А тратить на «бессмысленные автоматы» такое ценное сырьё, да и вообще строить столь трудоёмкие автоматы — это многих отвращало.

В принципе, во взрыволётах последних моделей могли летать люди. Достигнутый уровень защиты от механических нагрузок и ионизирующих излучений это позволял. И один такой корабль даже был построен. Но он предназначался для полетов в солнечной системе и совершил лишь пару дальних плаваний к объектам пояса Койпера и в глубины Облака Оорта.



Но тут вмешался «фактор Gliese 581». Сразу после того, как большинство научного мира признало высокую вероятность искусственного происхождения сигнала, был принят «принцип гигиены в SETI», ограничивший характер и мощность земного направленного модулированного излучения в радио- и оптическом диапазонах для того, чтобы затруднить их перехват и расшифровку кем-либо «чужим». И одновременно это сильно затруднило связь с любыми собственными межзвёздными зондами.

Так что межзвёздных взрыволётов было построено не так уж и много, в пределах десятка, и среди них не было ни одного пилотируемого.

[Astrodrive]

Очень печальный вид на жизнь и на науку.

[Зомби. Просто Зомби]

Хлоя

Тихая музыка напоминала далекий перезвон-разговор колокольчиков где-то за ручьями, за лесом, в полях, где пасутся стада.

Лента транспортёра медленно двигалась и тело Хлои приближалось к полукруглому пятну на стене, под которое уходила в чёрную щель в стене.
Дафнис испытывал некоторое напряжённое недоумение относительно того, что же будет дальше.

Наставник сказал, что Хлоя больше не проснётся, но Дафнис этого не понимал. Не хотел понимать. Разве так бывает? А может быть это такая шутка или игра?

Наверное, Хлоя очнётся, когда приблизится к стене. И тогда спрыгнет с ленты и засмеётся своим серебряным смехом, вторя далеким колокольчикам этой грустной музыки.

Она любила иногда его так разыгрывать, когда играла с ним в прятки или притворялась, например, что у неё сильно болит зуб. И тогда она вдруг оказывалась рядом с ним, появившись как бы из ниоткуда, или делано удивлялась, когда он спрашивал ее про больной зуб.

— Зуб? Какой зуб? Ты о чём?

И ещё она была старше его, примерно на год. Это позволяло ей иногда пренебрегать его интересами и даже третировать, используя как своего слугу. К тому же она откуда-то знала или догадывалась, что Наставники не будут очень уж рады, что они слишком много времени проводят вместе. И научила его скрывать их отношения.

Но вместо того, чтобы благополучно завершится, странное действо по-прежнему продолжалось. Тёмный полукруг с чуть слышным шипением втянулся вверх в стену, открыв за собой небольшое мрачноватое помещение или, скорее, камеру, скудно осветившуюся загоревшимися редкими слабыми лампами, в которую медленно вползала лента со своим грузом.

Наконец Хлоя въехала туда и транспортёр остановился, и тогда наставник почему-то надел на глаза Дафниса очки с тёмными стеклами, а потом ещё и приобнял его за плечи. Дафнис вообще-то не любил подобных нежностей и в иных обстоятельствах обязательно отстранился или иначе проявил бы своё недовольство. Равно как и Наставник, зная это, давно уже не позволял себе подобных жестов.
Но сейчас, почему-то, Дафнис не только был благодарен ему за это, но как-то даже ответно прижался к нему, как испуганный пёс к ноге хозяина, стараясь согреться, до мелкой дрожи охваченный каким-то внутренним холодом.

Музыка смолкла, наставник крепче прижал Дафниса к себе, и вдруг на месте Хлои воссияла во всё это странное помещение фиолетово-голубая ослепительная вспышка, сопровождаемая громким треском, перешедшим в низкий короткий взвыв мощных вентиляторов, шевельнувших волосы на голове Дафниса током воздуха, втягиваемого в камеру. И Хлоя исчезла. А на её месте после того, как глаза, ослепленных вспышкой, вновь обрели способность видеть, оказалось неровное вытянутое пепельно-серое пятно с мелкими беловатыми включениями от распавшихся костей, в котором угадывались контуры человеческой фигуры.

Дафнис хотя и был настроен на грустно-печальный лад происходившим вокруг него, всё же никак не ожидал подобного. И потому его всего передернуло от ужаса, неожиданности и непонятности происшедшего. Но теперь уже невозможно было предаваться самообману, как было невозможно и поверить в то, что он только что видел собственными глазами.

Совершенно смутно, на самом дне своей души он до последнего мгновения надеялся, что вся эта процедура подготавливает Хлою к какому-то действию над ней. И если уж не пробуждению, то к некоему оформлению её глубокого сна в длительную медицинскую процедуру. Например, он где-то успел прочитать, но уже не помнил подробностей, что есть такой сон, называется анабиоз, в который первоначально планировали погрузить экипаж Корабля. Но медики тогда не сумели. И пришлось сделать так, как сделали.

Но может быть для Хлои что-то подобное было возможно?

Он взглянул на Наставника, снизу вверх, с высоты всех своих двенадцати, по земному счёту, честно прожитых лет, пытаясь прочесть в его глазах хоть намёк на какие-то объяснения или хотя бы что-то, что могло возродить у него хотя бы тень надежды. Но как обычно, Наставник был доброжелательно холоден и непроницаем, прочесть что-либо в его глазах было невозможно. Как и всегда. Как и у всех Наставников. В отличие от Хлои. И от других детей, населявших Эдем.

Неужели теперь Хлои не будет никогда?

Но ведь Наставник не говорил такого, он говорил лишь, что она больше не проснётся... но он даже не говорил, что никогда...
Дафнис в слезах, в гневе и ничтожестве своём перед только что произошедшем, бессильно ударил Наставника воздетыми вверх маленькими своими кулачками, еле достав ему до груди, и выбежал вон...
...
Несколько дне после этого Дафнис не ходил на занятия и вообще старался избегать какого бы то ни было общения, не разговаривая вообще ни с кем.
Тем более с Наставниками.
И его не беспокоили.
До тех пор, пока один из Наставников, другой, не тот, который постоянно опекал их группу, а из тех, кто подменял время от времени, показал ему прозрачно-медовую твёрдую овальную сплюснутую каплю эпоксидного янтаря, в которую был вплавлен миниатюрный портрет Хлои. А под ним воздушный пузырёк, наполовину заполненный каким-то серым порошком.

— Это кулон, сказал он.
— Его носят на шее, на цепочке.
— Зачем?
— Для памяти. В нём пепел Хлои. Если хочешь, возьми себе.

Внутри Дафниса снова всё оборвалось и похолодело, от ужаса и горя, как тогда, в крематории. Теперь он знал, как это называется.

[Зомби. Просто Зомби]

Гильгамеш

Проект много раз начинался, но всякий раз прерывался, иногда замораживался, куда более часто откладывался, а несколько раз даже окончательно прекращался.
И столь же регулярно возобновлялся спустя некоторое время. И наконец настал момент, когда он как некую критическую массу накопил столь мощное материальное воплощение, что стал сам собой преисполняться пафосом и некой захватывающей силой, подчиняющей себе многих и многих, а участие в нём стало невероятно престижным.

В терминах XXI-го века непросто отразить мотивы людей века XXIV-го, не будем и пытаться, но просто примем, что они сделали это.

Огромная стальная конструкция, собираемая в опережающей точке Лагранжа L4 на орбите Луны, представляла собой тонкий, двухкилометровой длины счетверённый «позвоночник» из трёх звездообразно относительно центрального корпуса расположенных ажурных ускорителей субатомных частиц, состоящих помимо силовой арматуры в основном из электромагнитных обмоток. Ускорители продолжались тремя подобными, тоже длинными, но в пару раз короче, линейными термоядерными двигателями в обрамлении ещё более мощных колец магнитного управления горячей плазмой.

На переходе от ускорителей к двигателям имеет место бочкообразное цилиндрическое утолщение, нижнюю половину которого занимали термостатируемые топливные Баки, а верхнюю грузовые Склады.

С противоположной от двигателей стороны, можно сказать, наверху, корабль как головой увенчивался шарообразным Отсеком Полезной Нагрузки в тройном венчике циклотронных колец, по одному на каждый линейный ускоритель, снабжавших их входным потоком частиц, который в них доводился до кондиции разнообразными ловушками, фильтрами и прочими преобразователями.

Более всего, пока он пребывал на околоземной орбите, звездолёт напоминал некое грандиозное, трёхкилометровой длины насекомое, палочника, из-за худосочности тела, но более всего отходящими от него в разные стороны своеобразными членистыми ветвящимися отростками, напоминавшими длинные голенастые лапки.



Эти лапки образовывали трехмерную сетку тонких конструкций со своеобразной сложной симметрией, заполняющих колоссальный объём пространства вокруг звездолёта, пока ещё пустой. Также эта сетка напоминала редкую объёмную паутину вокруг стебля некоего фантастического растения. Изнутри же каждая её нить или лапка гигантского палочника представляла собой коридор с многочисленными отсеками вдоль него, в которых обитала и по которому передвигалась разнообразная электронно-механическая прислуга звездолёта.

При этом, как и настоящая паутина, эта конструкция в целом обладала очевидной упругой регулярностью, обеспечивающей механическое противодействие внешним воздействиям.

В самом центре шарообразного отсека полезной нагрузки находился Центральный Зал ручного управления, оборудованный под возможность пребывания там людей. Вокруг этого зала также находится ряд помещений с системами жизнеобеспечения. Но это и всё. Никаких бассейнов, оранжерей и даже просто существенных жилых объёмов.
Ибо Гильгамеш представлял собой весьма продвинутый, даже по отношению к технологиям XXIV века, высоко автономный автомат, в этом отношении аналогичный всем запущенным до него немногочисленным межзвёздным зондам-взрыволётам.

Конструкция, которая собиралась на орбите Луны, на самом деле была лишь стальным скелетом межзвездного корабля. Этот корабль как машина представляет собой, по существу, такую же ракету, как и та, что выводила на орбиту первые спутники. А для любой ракеты характерной особенностью является то, что масса топлива на момент старта многократно превышает массу всей остальной конструкции и прочего оборудования и груза.
У Гильгамеша лишь очень малая часть топлива, предназначенная для маневров внутри солнечной системы или в районе целевой звезды, находилась в термостатируемых Баках-холодильниках.
А в основном его заправка планировалась в Облаке Оорта, среди множества газово-ледяных планетоидов, окружающих солнечную систему на большом расстоянии от Солнца.
Десятки лет топливные заводы добывали на этих планетоидах необходимые редкие изотопы, формируя из них элементы конструкции будущего ледяного тела Гильгамеша.
Дело в том, что большая часть полёта межзвездного корабля происходит в пространствах, температура которых почти не отличается от абсолютного нуля, при которой даже водород становится твёрдым. А разбавленная специальными армирующими добавками топливная смесь приобретает прочность металлического сплава.

Поэтому не было необходимости в каких-либо топливных баках. Само тело Гильгамеша в полете представляло собой некую огромную трёхмерную «снежинку», сложную регулярную симметричную геометрическую сетчатую конструкцию, содержащую внутри себя его металлический скелет, которой было предназначено постепенно «стаивать» в процессе полёта, сгорая в его термоядерных двигателях.
При этом, при разборке его ледяной плоти, необходимо следить за положением центра тяжести, что и обеспечивала продуманная регулярность конструкции «снежинки», когда к центру с периферии можно было одновременно перемещать симметричные по положению в ней её части.



Основой двигательной системы Гильгамеша является реактор, в котором происходит управляемый термоядерный синтез. Реактор представляет собой полую сильно вытянутую цилиндрическую камеру, открытую с одной стороны.
В далёком XX-м веке, когда появилась идея этой конструкции, её называли «открытая ловушка», «магнитная бутылка» или даже «пробкотрон», потому что от генерируемых ею электромагнитных излучений перегорали все близлежащие электрические предохранители.

Термоядерное топливо впрыскивается в камеру реактора, где происходит непрерывная реакция синтеза. Магнитные катушки, окружающие активную зону, создают в камере реактора поля большой напряжённости и сложной конфигурации, которые удерживают горячую термоядерную плазму от соприкосновения с конструкцией реактора и стабилизируют происходящие в ней процессы. В результате по продольной оси реактора формируется плазменный шнур, который, направляемый магнитными управляющими системами, истекает из реактора через сопло, создавая реактивную тягу.

XXIV век привнёс в эту схему новую систему зажигания топлива, с которой изначально были самые большие трудности.
Исходно наиболее перспективным считалось лазерное зажигание, но это приводило к немыслимым по сложности и массе конструкциям, в принципе работоспособным на Земле, но совершенно непригодным для применения на космическом корабле.
В конце концов были созданы ускорители, генерирующие пучок субатомных заряженных частиц, способный инициировать термоядерное горение. Весь секрет был в составе этого пучка. В него, в некотором количестве, входили даже антипротоны.
Их было мизерно мало там, и заведомо не хватило бы для создания тяги за счёт одной лишь аннигиляции, но подобно тому, как во взрыволетах пучок нейтронов сначала зажигал ураново-ториевую пыль, а уже потом от неё загоралось термоядерное топливо, так и здесь точечные «искры» аннигиляций служили той же цели, лишь обходясь при этом без фазы распада расщепляющихся изотопов.

Удержание горячей термоядерной плазмы в тонком шнуре, рождающем реактивную тягу, продолжало оставаться сложной и до конца не решенной задачей. Так что каждая рабочая сессия двигателей редко когда превышала десять-пятнадцать дней. После чего накапливающиеся частотно-резонансные возмущения в плазме (плазма начинала «гудеть» как огонь в печи) превышали способность цифрового контура управления парировать их, и двигатель глушили, чтобы потом, после несколько дней остывания, профилактики и подготовки к следующей сессии перезапустить по новой, «с чистой плазмой».

Это было бы крайне утомительной процедурой, если бы только роботы не взяли на себя весь этот процесс. Как роботы, живущие в стальных лапках космического палочника, монтировали на заправке балки из дейтериево-тритиевого льда в кружево ледяной плоти Гильгамеша, а потом разбирали эту плоть элемент за элементом, чтобы сжечь в реакторе чтобы продолжить этот безумный полёт сквозь межзвёздный холодный мрак в неизвестность какой-то новой жизни.

Точно также другие роботы, те, которые жили в «позвоночнике» корабля, занимались обслуживанием его двигателей.

Из этой же ледяной плоти был сооружен и лобовой щит Гильгамеша, который брал на себя ударное воздействие налетающего встречного потока газопылевых частиц межзвёздной среды, предохраняя от него звездолёт

[Astrodrive]

Почитайте здесь, обсуждается можно ли частицы пыли весом в 1 грамм, ионизировать Мазером и отклонять с помощью Электростатического и Магнитных Полей на носу корабля.

https://forum.novosti-kosmonavtiki.ru/index.php?topic=22252.msg2542008#msg2542008

[Зомби. Просто Зомби]

Первые

Язон с Первыми тоже не контачил. Какие-то они смурные были, все трое. Да и они не склонны были общаться с кем-либо, кроме друг друга.
Разговаривали, конечно, но так, только по необходимости. Минимально. Чисто технически. «Наставник просил передать, чтобы завтра все принесли тетрадки с заданиями» – и т.п.

Вообще-то, дети появлялись в Эдеме по десятеро в год. И так обычно и считались, десятками. Ну, то есть, занимались с наставниками в составе своих десяток, соревновались друг с другом в десятке, общались больше, чем с другими, жили вместе.
Кроме первой десятки. Та была особенная и сама по себе. Наставники про них говорили, что они уже «взрослые», по отношению ко всем остальным, которые ещё дети. То есть, некоторым образом, ближе к самим Наставникам, чем к ним.

Но так стало только после той истории.
Она тоже была какая-то странная. Язон почему-то помнил её смутно, хотя всё и было-то совсем недавно.

В тот день он, как иногда бывало, не то, чтобы совсем уж нарушал правила, но... снова пошёл туда, в то место, за прудом и парком, в тот глухой тёмный угол, где была почти не выделяющаяся, так что и видно только в самой близи на голой ровной, без каких-либо виртуальных изысков, без всех этих обычных горных, лесных или морских, с парящими чайками, пейзажей, живущих своей замысловатой виртуальной жизнью, серой крашеной стальной стене небольшая Дверь.
Там всегда было намусорено, на стальной отмостке у стены валялись сухие сучья, листья и трава вперемежку с комочками почвы, как будто киберуборщики не заглядывали сюда месяцами.
Подойти к Двери Язону всегда мешал какой-то беспричинный страх, восстававший немедленно, когда он только выходил из диковато выглядевших в этом месте насаждений, и который препятствовал перешагнуть с грунта на стальной, слегка приподнимающийся пандус перед Дверью.

Другие дети тоже обычно не ходили сюда, может быть тоже боялись чего-то такого, неопределённо-непонятного, но не признавались в этом даже самим себе, а не только Язону.

А теперь он хотел всё же понять, что там такое прячется, в этом тёмном углу, что сердце всегда начинает гулко стучать в груди, душа холодеть, а спина покрываться холодным потом, стоило только приблизиться к этому месту.
Со стороны при этом он выглядел несколько нелепо, так как совершал некие странные эволюции, то настороженно приближаясь маленькими шажками к Двери, то вдруг резко отпрыгивая от неё под защиту парковых кустов.
Но только так он смог выяснить, что Страх здесь расположился неширокой полосой посредине между дверью и кустами, и что вне этой полосы он ещё мог, хотя и не без труда, взять себя в руки и не дрожать коленками.

И тут появился Наставник.
Это был другой, не тот, который обычно занимался с десяткой Язона.
Он тоже был как-то странно напряжён. И заметив Язона, вместо того чтобы отчитать его за неправильное поведение или даже оттаскать слегка за ухо, лишь оценил его внимательным всё понимающим взглядом и почти шёпотом сказал: — Молчи!

Таскать за ухо — тут Язон всегда был первым кандидатом, даже немного ревновал, когда эта привилегия изредка выпадала кому-то другому. И это было бы вполне привычно и понятно.
Голым быть нигде не полагалось, кроме пляжа или когда спишь, под одеялом, или купаешься. Там это даже рекомендовалось, хотя старшие дети не следовали этому совету, но к ним почему-то никто по этому поводу никогда не придирался.

Чтобы попасть к Двери Язон в тот раз переплыл весь пруд. Ну, почти переплыл, на две, примерно, трети. Но потом вырулил к правому берегу, вдоль которого плыл, потому что уже зуб на зуб не попадал. Утром в пруду вода прохладная.
Этот берег был топкий и весь порос камышом и осокой, между стеблями которых прыгали маленькие противные склизкие и холодные лягушки.

Но Язон знал пару неприметных мест, где можно было, не без труда правда, но хотя бы не проваливаясь по колено в ил, выбраться на сухое.
И там уже, вдоль этого берега, а потом поперёк парковой полосы на противоположном...

Однако в данный момент Язон понял, что Наставник больше всего хочет от него, чтобы он мгновенно пропал куда-нибудь, не задавая никаких вопросов. И тут же принял свою обычную упрямо-горделивую позу, заложив руки за спину, чуть выдвинув вперед правую ногу и задрав повыше нос.

Наставник, однако, против обыкновения не обратил на это никакого внимания, и вместо того, чтобы начать воспитывать Язона, залез рукой в неприметный, под траву окрашенный ящичек или тумбу, которая росла на полу слева от Двери. И — Страх и внутренняя холодная дрожь у Язона пропали, как будто их выключили.

Или это так и было?

Наставник, однако, даже не обернувшись к Язону, сделал шаг к двери, уверенный, что она сейчас откроется перед ним, Язон только успел подумать, что ему повезло и он хоть краем глаза увидит, что там, за ней!
Но Дверь неожиданно не открылась, и Наставник, едва не врезавшись в нее, обернулся наконец к Язону, приложив палец к губам — «язык за зубами и рот на замке!». А потом достал из кармана какую-то маленькую коробочку и приложил её к Двери.
Внутри Двери что-то негромко, но явственно щёлкнуло, после чего Наставник руками задвинул Дверь в стену, и прошёл в открывшийся проём, смело ступив на слабо освещенную, разветвляющуюся в три стороны шаткую углепластиковую дорожку с дюралевыми перилами, висящую между редкими стальными, в заклёпках, балками силовой конструкции Станции. Зыркнув на прощанье оттуда на Язона нехорошим взглядом, Наставник также руками задвинул Дверь обратно.

После чего в ней снова что-то щёлкнуло.

Тут до Язона дошло, что что-то, наверное, случилось, не предусмотренное. И, возможно, им всем грозит какая-то опасность.
Он потрогал Дверь и попытался её сдвинуть, как Наставник, но она уже не поддавалась.
Хотя, может быть, на это просто не хватало его сил.
Тогда он вернулся к пруду, и переплыл его обратно, на пляж, где в это время резвилась его десятка, которая в то время уже была шестёркой. Встревоженный виденным, он пытался прочесть на лицах однокашников какую-либо озабоченность. Но ничего такого не было. Так же как не было и других признаков чего-то необычного.

Время двигалось к обеду и ребята потянулись к кухне и столовой. Но тут всё-таки нечто произошло. Из одной из Закрытых для детей Дверей вышли Наставники, втроём. Перед собой каждый из них катил тележку-носилки на откидных ажурных стойках с колесиками, на которых под простынями угадывались накрытые с головой тела.

Как вскоре выяснилось, это были Нарцисс, Адонис и Артемида, все трое оставшихся Первых.

Наставников с носилками почти никто сразу не заметил, они были далековато и не привлекли поначалу к себе внимания.
И поэтому они без помех закатили свои тележки в медицинский домик. А потом закрыли туда дверь.
И когда дети окружили его, никого туда уже не пускали.

Через день или два некоторые утверждали, что видели, как в окна домика кто-то выглядывает.
А потом Нарцисса выпустили, а Артемиду два Наставника увели в Дверь.
Нарцисс хотя и жил на свободе, был какой-то весь ошарашенный и ни с кем не разговаривал. И не выходил почти из своей комнаты. Так и жил некоторое время, почти не вставая с кровати. И выходил если только к ужину.

А ещё через несколько дней дверь в домик открылась. Стала, то есть, пропускать туда. Сначала этого никто не заметил, а потом какой-то отважный парнишка стал рассказывать, что он там уже был и теперь там всё как обычно, сидит Мамми в прихожей и как входишь, сразу спрашивает — Что у тебя болит, деточка?
И что как он ни заглядывал, в двери и окна, но похоже Адониса там уже нет.
Наверное, его увели, также, как Артемиду, только ночью, когда все спали.

И некоторые дети стали даже по ночам бегать на разведку, как они говорили, к домику.
И дождались. В одну из ночей Наставники опять привезли две тележки, с накрытыми простынями телами.
А на другой день, ближе к вечеру, Адониса и Артемиду тоже отпустили.
Но, как и Нарцисс, они тоже ничего не говорили, ни с кем не общались и вообще были какие-то не такие. Хотя Первые вообще всегда были какие-то не такие. Но сейчас они были даже ещё больше не такие, чем всегда. Тут с ними просто явно что-то сделалось, особенное.

А ещё Язон услышал, невольно, он вовсе не подслушивал, просто так получилось. Он не со всеми из почти семьюдесятью на тот момент детьми и подростками, населявшими Эдем, был очень уж хорошо знаком. Поэтому не узнал двух голосов. Один непонятный, второй девчачий. И девчачий говорил:

— А ещё они были друг с другом как мама с папой.
— А Нарцисс? – голос неопределенной принадлежности, толи мальчик, толи девочка.

Но девчачий голос перешел на шёпот, и Язон ответа уже не разобрал. К тому же, устыдившись что подслушивает, он поторопился уйти.

Но мысли обо всём об этом так и не отпускали его. Он подумал, откуда этот девчачий голос мог знать такое? Но тут же сообразил. Ему не так уж и давно, месяца четыре или пять назад, тоже дали эту штуку, браслетик с маленьким экранчиком и кнопками, по которому можно разговаривать с тем, у кого есть такой же. Сам Язон не любил такого, предпочитал общаться лично и часто даже забывал надевать, но...
Но это значит, что у нелюдимых и отрешённых Первых был кто-то, с кем они обменивались через эту штуку даже тогда, когда всё это происходило? И это было уже совсем ни в какие ворота. Даже ещё больше, чем тогда, с Наставником, у Двери.

[Зомби. Просто Зомби]

Среди звёзд

Как у всех высокоимпульсных двигателей, у Гильгамеша была та же проблема малой относительной мощности. И хотя он мог достигать более высоких скоростей, чем обычные взрыволёты, тратя на это меньше топлива, это достигалось лишь после очень медленного разгона.

Поэтому Гильгамеш не умчался кинематографическим рывком к звездам непосредственно от причала топливозаправочного завода, а величественно отвалил от него, очень медленно, почти невидимо наращивая свой ход.

Разгон до децисветовой скорости длился несколько долгих лет. Это было время напряженной работы всех его автоматических систем и значительной части робототехнической прислуги, кроме тех, кто был жёстко специализирован для работ на планетах.

Разгонные сессии чередовались длительными паузами, во время которых происходил ремонт и при необходимости замена различных модулей двигателей, ускорителей и иных систем, в работе которых отмечались какие-либо отклонения.

Вся эта деятельность более напоминала работу какого-то глубоко автоматизированного завода, но никак не мерный рокот дизелей трансатлантического Титаника, когда напрягаются только кочегары.

Зато по окончании разгона механическая жизнь на корабле как будто вымерла, погрузившись вместе с ним в глубокую спячку. Даже температура в отсеках понизилась до глубокого по земным понятиям холода, до минус сорока градусов по Цельсию. И только где-то в самой середине головного Отсека Полезной Нагрузки, неподалеку от Центра ручного управления, тоже выключенного, ни одного светящегося огонька, в небольшом плотно заставленном электронным оборудованием нежилом отсеке продолжалась суетливая беготня электрических и световых импульсов в микросхемах и коннекторах автоматических устройств, контролирующих состояние корабля и окружающего пространства.

А в других отсеках, там же, неподалёку, поддерживалась даже нормальная температура, и там булькала какая-то серая, коричневая и зелёная жижа в стеклянных ёмкостях и зеленела настоящая трава в фитотронах. Но это была единственная искорка жизни во всём тёмном и холодном звездолёте.

И так продолжалось полторы сотни лет. Лишь изредка, считанное число раз глубокий сон прерывался внезапной активацией ремонтных бригад, спешащих исправить или переналадить функционирование какого-либо узла, вышедшего из подчинения или давшего неправильный ответ на запрос контроллера.

И наконец настало время пробуждения.
Жёлтый карлик 82 Эридана, по созвучию названный в процессе подготовки экспедиции Эридой, уже сиял на небе Гильгамеша как Венера на земном.
Теперь надо было погасить чудовищную скорость, уравняв её с галактическим движением Эриды.
Но для перехода в режим торможения Гильгамеш следовало развернуть.
А это была отнюдь не простая процедура.

После пробуждения и активации всех систем корабля последовала глубокая профилактика с исправлением или компенсацией выявленных дефектов. И наконец пробудились и его двигатели.

Растративший значительную часть топлива на разгон, Гильгамеш теперь напоминал паутинку вокруг тонкого стебелька, обросшую ледяными сосульками, и прочность его была соответствующей.

Большой океанский лайнер нельзя вынуть из воды, взявшись, скажем, за середину его корпуса. Он просто разломится на две половины. И это с морскими судами иногда случается, в шторм, при очень уж большой волне. Точно также и Гильгамеш при быстром развороте просто развалился бы на части. Да и где взять ту силу, которая могла бы быстро развернуть миллионы тонн его конструкций вкупе с оставшимся запасом топлива?
Какие-нибудь привычные «маневровые двигатели» потребовали бы немыслимого количества топлива или рабочего тела, либо сами представляли бы тяжелую и сложную конструкцию, если основывались бы на технологиях взрыволёта.

Единственное, что оставалось, это небольшое отклонение от продольной оси вектора тяги основных двигателей. Тогда к тангенциальной составляющей тяги, направленной вдоль оси звездолёта, появляется небольшая добавка, которая будет его разворачивать. При этом, создав соответствующий импульс, требовалось только дождаться, когда махина довершит по инерции разворот, затормозив симметричным импульсом в конце этого процесса.

Помимо того, что не разрушающий корабль разворот должен быть весьма неторопливым, следует ещё озаботиться защитой от набегающего потока частиц межзвёздной среды. Ибо в момент разворота скорость корабля относительно него максимальна. То есть надо не только переместить лобовой защитный экран на корму, но и попутно защитить корабль с «наветренного» бока, пока он совершает свой величавый разворот. Так что во время него Гильгамеш напоминал ветку дерева, покрытую муравьями-листорезами, когда роботы транспортировали разобранный экран, попутно прикрывая его частями борт.



В кормовой конфигурации экран имел центральное отверстие, куда уходил извергаемый из реактора плазменный шнур. Выхлоп двигателя, конечно, сам по себе отражал встречный ветер, но вне его рабочих сессий, чтобы двигатель не оставался беззащитным, подобно лепесткам некоего фантастического цветка закрывались его подвижные щиты.

И так продолжалось до тех пор, пока скорость звездолёта относительно газово-пылевой межзвёздной среды не упала до приемлемой величины, после чего и сам экран был разобран и сгорел в термоядерной топке.

[vlad7308]

мерный рокот дизелей трансатлантического Титаника, когда напрягаются только кочегары.

Эммм...стремительным домкратом

[Зомби. Просто Зомби]

Есть такое. Спасибо.
"судовой машины" вместо "дизеля" - пойдёт?

[Зомби. Просто Зомби]

Хлоя

Это случилось, когда Дафнис как-то увидел, как она купается. Одна, а не вместе со своей десяткой, Средних. Это третья десятка, после Первых, которые пять лет были одни, и Старших, с которыми уже была обычная разница на один год.
Остальные были младшими. Все скопом. Притом, что разница между старшими младшими и самыми младшими составляла на момент события уже целую дюжину лет. Но тут важно другое. Важно, что Первые, Старшие и Средние обладали по отношению к младшим некоторыми дополнительными правами.

Дафнис тоже прятался по кустам, от Наставников, но не с тем, чтобы поплавать в одиночестве, а так. Он даже не знал, почему. Ему в общем было всё равно, купаться одному или со своей группой.

Просто один в кустах он был как бы в экспедиции, на чужой планете, и ему было интересно воображать, как бы это всё было, или даже на самом деле будет, когда-нибудь. Там, куда они летят. Точнее, уже прилетели.
А теперь готовятся. И осталось только немного подрасти, как говорят Наставники.

И так он крался по кустам, стараясь быть совсем бесшумным, чтобы звери Гайи его не заметили, и неожиданно увидел её. Хлою. Она стояла на берегу пруда и толи готовилась войти в воду, толи уже сохла после того, как вышла на берег.

Голая.

В этом не было бы ровно ничего необычного, Дафнис тоже был голышом.
Кроме одного. Когда со всеми, Хлоя всегда была в купальнике.
Она одна была в купальнике в своей десятке, Средних.
Ещё в купальниках купались Первые и почти все Старшие. А среди Средних только она одна.
А все остальные ребята всегда купались голышом, как и спали, ночью, или загорали на пляже.

Конечно, можно было немного удивиться, но Дафнис почувствовал, кроме этого, что-то ещё такое, что не мог определить.
Почему-то ему сейчас нравилось смотреть на Хлою, когда она такая. Что-то притягивало в ней, такое, из-за чего он не мог оторвать от неё взгляд.
Может быть едва наметившаяся грудь? Ну, вряд ли. И в группе Дафниса было такое и вообще... Наставники объясняли, что в этом нет ровно ничего необычного... И что потом, когда девочки станут взрослыми, у них будет почти также, как у Мамми.

Но тут под Дафнисом хрустнула, сломавшись, сухая ветка, Хлоя обернулась, но Дафнис уже бешенным кроликом мчался, царапаясь ветками, прочь по кустам, отчего-то не желая, чтобы она его увидела.
И потом он так и не понял, догадалась ли она, кто это был, кто за ней подсматривал. А когда его пытливый взгляд наталкивался на встречный, в её глазах он тоже ровно ничего не мог прочесть.

Но с тех пор он как-то выделил её среди всех ребят, и когда они были на пляже вместе или занимались учёбой или тренировками с Наставниками или иначе встречались или сталкивались, он всегда смотрел на неё больше, чем это было бы хотя бы вежливо.

Но подойти к ней было как-то сложно.

И потом. Первые, Старшие и Средние были выделены Наставниками как те, кого надо слушаться.
Поэтому Дафнис был не только на год младше, но младше и, так сказать, административно. И хотя он ещё не знал такого слова, своё положение прекрасно понимал.
И потому только старался по возможности быть ближе к ней. Но не пытался даже привлечь к себе внимание.

И так продолжалось довольно долго, пока Хлоя не снизошла наконец сама до его персоны.
Она пригласила его в свой отряд, помощников, по огороду и на кухне. Ну такой отряд, отдельный. Помимо тех, что по возрасту, которые номинально считались десятками.
Ну как отряд, одно название. Дафнис стал в нём третьим, а вместе с Хлоей их всего было четверо. И все из разных возрастных групп.

И теперь он почти каждый день мог быть с ней рядом. Видеть её. Слышать. Подчиняться её просьбам-приказам.

Пищу в основном производили синтезаторы. Однако Наставники хотели, чтобы некоторые ребята владели искусством ведения натурального сельского хозяйства. И потому обучали их выращивать некоторые фрукты и овощи в садах и огородах.
Хуже того. Приходилось еще и разводить некоторую живность. А это влекло и необходимость некоторых специфических процедур, с которых обыкновенно начинается её превращение в продукты питания.

Дафнис столкнулся с этим непосредственно и ненамеренно, без какой-либо подготовки, которую обычно проводили в подобных случаях Наставники. И это произвело на него самое неприятное впечатление.

И такова была плата за то, чтобы только быть рядом с Ней. А Она почти не обращала на него своего внимания.
Было от чего прийти в отчаяние.
Но страдания его тронули всё же Её сердце. И как-то раз...

В общем, она сама повела его в кусты. Но потом как-то так сделала, что это он её поцеловал. А она даже немного сопротивлялась. Как бы не хотела. Ну, не очень хотела. А только уступала его упрямой настойчивости.
И у Дафниса сложилось стойкое убеждение, что это он был инициатором и виновником.
Ну как — поцеловал. Просто прижался губами к щёчке, ненадолго.

На самом деле Хлоя так сломала сложившийся уже у него стереотип подчинения, который сама же и насаждала, но потом почувствовала, что дело зашло немножко слишком далеко, дальше, чем ей хотелось бы. И Дафнис сам уже вряд ли решился бы на что-то подобное.
Зато теперь у него вместо рефлекса подчинения было чувство вины перед ней, которое этот рефлекс успешно заменяло.
Старшие и Средние знакомились с такими понятиями, на уроках психологии, которые были только у них.
Как было с Первыми Хлоя не знала. Но подозревала, что даже ещё хуже.

Так или иначе, но теперь ей оставалось только время от времени снисходить до него, чтобы прощать и даже позволять гулять с собой вдвоем, а иногда и даже среди ребят не очень скрывать свое предпочтение друг другу.

А изредка они даже купались вдвоём, в скрытых кустами от посторонних взглядов заводях пруда.
Подобное обособление не приветствовалось Наставниками, и это вынуждало их ещё более таиться и от всех прочих жителей Эдема. Даже от вездесущих кошек. Так, на всякий случай.

И ещё Хлое явно нравилось, что Дафнис должен был купаться при ней голышом, когда она была в купальнике. Это как-то подчёркивало её старшинство и доминирование.
Дафнис же напротив, впервые испытывал какое-то непонятное чувство раздвоения, когда он одновременно и хотел, и не хотел купаться с ней в таком виде. Особенно, когда доходила очередь снимать шорты. Тогда он испытывало лёгкий жар в теле, щёчки розовели, и хотелось куда-то спрятаться или хотя бы отвернуться.
Но одновременно хотелось, чтобы и Хлоя тоже разделась. Совсем.
Но он не находил в себе сил попросить её об этом.
Так же, как он не знал, где ему добыть для себя плавки. А попросить об этом своего Наставника почему-то тоже не мог.

Ведь первое, что сделает Наставник, это спросит, зачем они ему?
И Дафнису даже в голову ничего не приходило, что бы он мог на это ответить.
И при этом ещё и не очень соврать.
А тем более ответить так, чтобы Наставник не догадался, зачем они ему на самом деле.

Он всего-навсего просто не знал, что Наставники такого рода просьбы выполняли, не задавая никаких вопросов.

Хлоя, разумеется, видела мучения Дафниса, но нисколько не стремилась прийти к нему на помощь. Однако иногда вознаграждала поцелуем или позволением ненадолго прижаться щека к щеке или даже слегка приобнять себя.
Но только так, чтобы не прижиматься.

И вообще. Он же должен понимать, что она всё-таки начальница. А он всегда должен её слушаться. Всегда и во всём.

[Serge V Iz]

Есть такое. Спасибо.
"судовой машины" вместо "дизеля" - пойдёт?

Или "мотористы" вместо "кочегаров"? )

[Зомби. Просто Зомби]

У цели

После выработки топлива при разгоне Гильгамеш сильно полегчал и торможение могло занять намного меньше времени, чем разгон. Однако программа полёта этого не предусматривала. Находившиеся в интенсивной эксплуатации, а потом на длительной консервации двигатели могли подвести. Поэтому предосторожность требовала, чтобы их рабочие сессии были короче, чем при разгоне, а профилактические паузы длиннее. Теперь, если придётся отключить один или даже два двигателя из трёх, сохранялся достаточный запас времени, чтобы успеть затормозить при более интенсивной работе оставшегося.

Цикл торможения был закончен, когда скорость Гильгамеша относительно Эриды стала орбитальной, то есть, меньше скорости убегания или так называемой «третьей космической». Этот момент был приурочен ко входу во внутреннюю сферу местного аналога облака Оорта, где звездолет некоторое время витал среди его ледяных тел, пока управляющий им кибернетический разум не счёл одно из них подходящим для создания на нём Топливной Станции.

Построить полномасштабный и полноценный топливный завод было непосильной задачей для техносферы звездолёта. Одной из причин было то, что слишком сложно докопаться до минеральной составляющей ледяных планетоидов Облака. Она присутствовала либо в сильно рассеянном виде, либо глубоко под толстой корой из замерзших до твёрдости горных пород жидкостей и газов. Производить новое поколение автоматов и даже простую арматуру ангаров, складов и цехов Станции было не из чего, и приходилось довольствоваться лишь ограниченными ресурсами самого Гильгамеша.
Поэтому и виды топлива, которые в небольшом количестве могла синтезировать Топливная Станция, были отнюдь не самыми оптимальными для термоядерных двигателей и энергостанций. Тем не менее, возможность пополнять запасы обеспечивала некоторую свободу транспортных операций и энергообеспечения производств, которые планировалось организовать «внизу», в Поясе Жизни системы Эриды.

А если Земля потом решит расширить проект Эдем, и пришлёт дополнительную экспедицию, то может прислать и дополнительное оборудование чтобы на этой основе развернуть более существенное производство.

В дело пошли членистые лапки титанического межзвёздного палочника, ставшие ненужными после сжигания основного запаса топлива. Они постепенно освобождались от нагрузки и сворачивались ещё на стадии разгона звездолёта, полтора века назад, а теперь их конструкции были употреблены на строительство Топливной Станции, а их автоматические обитатели после реконфигурирования и перенастройки стали её обслуживающим персоналом.

Чтобы Станция могла нормально функционировать, её саму необходимо было обеспечить энергией.
Для сборки энергоцентра в ход пошёл один из трёх двигателей Гильгамеша. С него были демонтированы синхротронное кольцо и дежурно-пусковой атомный реактор малой мощности, обеспечивающие зажигание термоядерной реакции, а также некоторые другие ключевые и невоспроизводимые элементы, из которых был заново собран реактор Топливной Станции. Для этого реактора не было необходимости добиваться каких-то рекордных показателей производительности и мощности, но главным была надёжность и возможность длительной работы в условиях ограниченного обслуживания. Так что он имел несколько иное устройство, чем ходовой реактор Гильгамеша, из деталей которого был, в основном, собран.

После всех строительных перипетий, роботы сгрузили в криогенные хранилища Станции и все ещё остававшиеся «навесные» запасы топлива, и Гильгамеш отправился вниз, к Эриде, к внутреннему поясу астероидов и Поясу Жизни.

Взрыволёт Энкиду первым прибыл в систему Эриды, задолго до Гильгамеша. Это был пятый построенный земной взрыволёт и второй успешный, он отправился в полёт в первой половине XXII-го века.

Его исследования подтвердили информацию о наличии в системе двух землеподобных планет, входящих в Зону Златовласки, из которых одна была практически копией Земли, а вторая представляла собой «большой Марс» или, наоборот, холодную версию Венеры.

Земля-2 (Гайа) была чуть меньше своего прототипа, вторая же планета (Тевтон) в полтора раза больше, и потому, хотя и находилась дальше от Эриды, за счёт парникового эффекта обладала даже открытыми незамерзающими водоёмами в экваториальной зоне, морями и озёрами, хотя большую часть её поверхности всё же занимало постоянное оледенение, а айсберги заплывали иногда даже на экватор.
Короткие и редкие эпохи потеплений, связанные с особенностями орбитальной эволюции Тевтона и переменностью Эриды лишь расширяли приэкваториальную зону, свободную от ледников, но никогда не приводили к таянию огромных полярных ледяных шапок.

Продолжение исследований планетной системы Эриды экспедицией Гильгамеша имело целью обеспечить новыми ключевыми данными принятие решения об инициации программы основания человеческой колонии на Гайе.

Главным в этих исследованиях был биосферный тест.
Жизнь была на обеих планетах, но лишь на Гайе цвела, что называется, буйным цветом, на Тевтоне же едва прозябала.
В любом случае в качестве основной цели выступала, конечно же, Гайа, очень близкая по своей природе к Земле.
Однако необходимо было проверить её биосферу на совместимость с земной. Смогут ли земные организмы существовать среди микроорганизмов, растений и животных Гайи или к этому обнаружатся какие-либо непреодолимые препятствия.

Но пробуждать земную жизнь в отсеках звездолёта не имело смысла. Хотя бы потому, что во всех помещениях Гильгамеша царила невесомость и нельзя было быть уверенным, что тесты, проведенные в этих условиях, будут правильно описывать взаимодействия земных и неземных организмов.
Да и пригодных для подобных опытов помещений или отсеков в корабле почти что не было. Кроме нескольких помещений в самом центре шарообразного Отсека Полезной Нагрузки везде было пониженное давление чисто азотной атмосферы, в «теле палочника» до трети земной, в «лапках» вообще до одной десятой.

Помимо прочего, воздух, это ещё и масса, и отнюдь не маленькая, как могло бы показаться, так как он объёмен, в то время как металлическая конструкция практически одно- и двухмерна, и это очень сильно сказывается на соотношении их масс. Бескислородная же атмосфера, как и пониженная до минус двадцати – минус сорока градусов температура способствовали сохранности автоматов и систем звездолёта.

А чтобы сымитировать условия Гайи, в том числе почти земное тяготение и восемнадцатичасовые сутки, необходимо было создать вращающуюся вокруг своей оси большую Орбитальную Станцию, хотя бы лишь для одних биологических опытов, независимо от того, будет ли кто-нибудь в ней потом жить и будет ли вообще эта Орбитальная Станция когда-либо и кем-либо используема в иных целях.

А для этого в свою очередь ещё раньше надо было где-то разместить и построить Промышленный Центр, чтобы добыть материалы для строительства станции и организовать производство элементов её конструкции.
Чтобы обеспечить эту стройку и соответствующую логистику, необходимо было в свою очередь оживить взрыволёт Энкиду, ибо Гильгамеш для потребных для этого перелётов был слишком громоздок и неуклюж, да и предназначен под разделку.

Два атомных реактора Энкиду всё ещё поддерживали в нём функционирование приборов контроля и управления, но уже не могли обеспечить работу ускорителей, инициирующих термоядерную реакцию в двигателе.
К тому же, напряжения перелётов, в том числе и межзвёздного, и длительный, в несколько столетий «сон» не могли пройти для него без последствий.

Самой большой неприятностью оказался скрытый дефект в конструкции одного из реакторов, который был бы совершенно незначительным и даже так и остался бы незамеченным, если бы не длительность его эксплуатации. За долгий срок мизерная, по сути, утечка радиации привела к необратимой радиационной деградации некоторых ключевых элементов конструкции и сделала дальнейшую работу реактора невозможной без ремонта, который автоматы и роботы Гильгамеша произвести не могли.

Но и одного реактора было достаточно, надо было лишь перезарядить его, заменив выработанные топливные элементы на новые, предусмотрительно доставленные Гильгамешем. Эта непростая операция открыла цикл обширных работ в планетной системе Эридана.
Второй реактор Энкиду был выгружен и заменен на один из трёх дежурных реакторов Гильгамеша, существенно менее мощный, но способный подстраховать некоторые функции оставшегося.

После этого Энкиду не было никаких проблем взлетать или садиться даже на достаточно крупные астероиды, хотя следствием его взлётов и посадок было заметное радиационное заражение местности. Но в отсутствии экипажа на борту с этим вполне можно было смириться, тем более, если ограничить эту деятельность строго определенным районом не в самой близости от новостроек Промышленного Центра.

Существеннее и важнее всего было найти залежи необходимых минералов.

Реалистичным подходом при составлении планов этой экспедиции было не надеяться, что можно будет легко найти весь набор незаменимых ресурсов.
Однако есть ряд таких, которые заведомо можно обнаружить, и тогда «план минимум» должен опираться исключительно на этот минимальный набор.
Этот план не включает полное воспроизведение всех составляющих автоматической челяди Гильгамеша, но лишь тех, без которых невозможно решение основной задачи экспедиции, то есть создание Орбитальной Станции и обеспечение минимумом необходимого Посёлка на Гайе.
И это действительно весьма распространенные элементы в космосе – железо, алюминий, кислород, кремний...



Техника, которую можно соорудить только из этих компонент, будет «на порядок» примитивнее, чем автоматы Гильгамеша. Впрочем, некоторые наиболее сложные в воссоздании компоненты, в основном микросхемы, были запасены на борту Гильгамеша, тем более что почти ничего не весили.
Но главное, что Орбитальная Станция предполагалась «инертной» конструкцией, искусственным планетоидом без каких-либо двигателей, сложных детекторных и аналитических систем, мощных энергетических установок... ведь обычный планетоид не тратит на своё существование какой-либо энергии. Конечно, орбитальный Эдем не может быть совсем уж примитивным «куском материи», но в общем-то, устройство его предполагалось максимально бесхитростным, и почти всю его массу составляли стальные и алюминиевые конструкции. А если бы не дефицит углерода, то большая часть его конструкций была бы углепластиковой.

Весь этот минимальный набор ресурсов можно найти на не слишком далеком от центральной звезды, чтобы быть лишенным ледяной коры, и не слишком маленьком астероиде, скорее даже на малой планете, подобной околосолнечной Церере, чтобы исключить переработку исходного вещества геологически активными оболочками (вулканизм, гидро-, био- и атмосфера) и чтобы происходящие на ней процессы не препятствовали накоплению на поверхности универсального космического сырья – реголита.

Естественный крупный спутник Гайи, Лета, диаметром чуть больше тысячи километров, был сочтён пригодным для размещения на нём Промышленного Центра.

Производимые этим Центром элементы конструкции и наполнения Эдема доставлять к точки сборки было не так уж далеко и с этим легко справлялась электромагнитная катапульта, которая не расходовала топлива или рабочего тела, а потребляла только электрическую энергию.
Энергетику Промышленного центра, точно также, как и Топливной станции обеспечивал термоядерный реактор, для которого был аналогичным образом демонтирован второй из трёх двигателей Гильгамеша.

В дефиците оставались лёгкие и летучие элементы, такие как водород, азот, углерод.
Другой проблемой было исчерпание запасов расщепляющихся элементов, необходимых для работы двигателя Энкиду.
Ну и для того, чтобы приблизить производство к возможностям полного воспроизведения техносферы Гильгамеша, необходим целый ряд относительно либо даже действительно редких элементов, найти которые на Лете было проблематично. Хотя и нужно всё это было в «витаминных», очень незначительных в массовом измерении количествах.

Всё это заставляло продолжать попытки георазведки и на других малых планетах и астероидах. А если что-то удавалось обнаружить, доставка соответствующих руд не составляла особого труда.

Планетная система Эриды насчитывает шесть главных планет. Три из них, Меропа, Гелия и Электриона, представляли собой раскаленные суперземли, в три-пять раз более массивные, чем Земля, орбиты которых располагались в самой близи к центральному светилу.
Поэтому с любой другой планеты система Эрида представляла собой довольно феерическое зрелище, когда вместо одной Венеры вблизи местного солнца постоянно, и днём, и ночью, можно было наблюдать целых три, притом намного более ярких, которые, к тому же, довольно быстро двигались вокруг него.
Эти планеты были открыты очень давно, в самом начале XXI-го века. И из-за такого своеобразия строения о планетной системе Эриды сложилось впечатление, что там и не может быть других планет.
Совершенствование техники наблюдения со временем позволило убедиться, что это не так.
И хотя большая часть материала первичного протопланетного диска действительно сконцентрировалась в этих трёх планетах, все же осталось и ещё на три и на два пояса астероидов, Внутренний и Внешний, аналог околосолнечного пояса Койпера.
Помимо Гайи с Летой и Тевтона со своим спутником Фебой, был еще субнептун Актий со своим семейством спутников и тонкими кольцами, как и положено большим планетам.
Между Актием и Тевтоном располагался Внутренний Пояс астероидов, более разреженный, чем околосолнечный, а далеко за Актием пролегал Внешний.
Также между Электрионой и Гайей пристроилась карликовая планета Эгла, подобная Церере, только более тёплая и тяжёлая, а в поясе Койпера обитало сразу несколько ледяных карликовых планет.

Энкиду и Гильгамешу не раз пришлось посетить Эглу и некоторые астероиды внутреннего пояса, прежде чем они нашли нужные виды минералов и активировали там передвижные автоматы для их добычи.

Помимо местного сырья в строительстве Орбитальной Станции использовались и все оставшиеся «лапки» Гильгамеша, ставшие ненужными без навесных запасов топлива. Автоматическая прислуга, обитавшая в них, также была переналажена, чтобы стать кибернетическим экипажем Эдема.

[Зомби. Просто Зомби]

Или "мотористы" вместо "кочегаров"? )

На конкретно Титанике - кочегары.
Но лучше было бы мотористы, их "всего ничего" и они, по сравнению с кочегарами, почти ничем не заняты. Практически.

[Зомби. Просто Зомби]

Эдем

Эдемом называется вообще весь проект, целью которого является основание человеческого поселения на Гайе.
Дочерней цивилизации. С тем, чтобы у культуры землян были наследники и продолжатели. И собеседники, которые, как надеялись авторы проекта, со временем станут вполне авторитетными и интересными для общения. Когда вырастут, как вырастают дети. И тогда человеческая культура обогатится и преумножится всяческим разнообразием.

Также Эдемом обозначалась Орбитальная Станция. И если надо акцентировать, что речь идет именно о ней, то Эдем-Орбита. Место, где впервые пробудится и обретёт новое физическое воплощение под иным солнцем человеческий дух. И ключевое звено всего Проекта Эдем в процессе осуществления.



Как когда-то Гильгамеш во время своей постройки, Эдем располагался в опережающей точке либрации Т4 относительно Леты, которая была в полтора раза ближе к материнской планете, чем Луна к Земли.

Конструктивно он представлял собой два больших одинаковых Тора параллельно расположенных вблизи друг друга на общей оси, присоединенные к ней четырьмя «спицами» каждый и соединенные между собой десятком более тонких и коротких трубчатых переходов. Внутри одного из этих торов был еще один, в пять раз меньший. Радиус же двух главных торов составлял примерно километр.

Собственно, тором был только маленький Тор №3, а главные Тор №1 и Тор №2 были сильно приплюснуты в радиальном направлении и визуально больше походили на отрезки цилиндров, по шестьсот метров длиной вдоль оси станции, а толщиной всего в сорок.

Осью же всех этих Торов служил сам Гильгамеш.

На последних этапах стройки, непосредственно перед раскруткой станции, он медленно и величаво вплыл, влекомый Энкиду, в кольцевую силовую арматуру Станции, окружающую геометрическую линию её оси, и был прикреплён к ней двумя крестообразными переходами, связавшими его центральный коридор со «спицами» главных Торов. Ну а следующим номером этого космического цирка стал Энкиду, прикрепившейся к периферии Тора-1 и малой тягой раскрутивший его до скорости вращения, обеспечивающей величину центробежной силы в Эдемах-1 и 2 на уровни Гайи. То есть, на двадцать процентов ниже земной.

На половину каждого из главных торов растянулись громадные внутренние помещения, три километра в длину, почти шестьсот метров в ширину и больше тридцати в высоту. Они были расположены симметрично, по одному в каждом торе, напротив друг друга.
Эти помещения, как и вся станция в целом, назывались Эдемом.

То есть, Эдем, это станция, Эдем-1, это самое большое помещение в Торе №1, Эдем-2 – то же в Торе №2.
В Третьем (Малом) Торе ничего подобного нет. Это был реально «бублик» толщиной пятнадцать метров, разбитый на отсеки, соединённые центральным коридором, проходящим вдоль его главной окружности.

Зато главная база на Гайе тоже называлась Эдем, если сокращенно. Полностью – Посёлок Эдем-Гайа.

Разумеется, эти несколько неуклюжие обозначения придумали ещё проектанты экспедиции на Земле. Для них эти названия были абстрактны и условны, а если бы им была необходимость постоянно ими пользоваться в быту, они скорее всего их как-то изменили.
А какие названия предложили бы роботы осталось неизвестным, так как их на этот счёт никто не спрашивал. Возможно и скорее всего, что они предложили бы что-то более благозвучное. Но менее содержательное.

Так или иначе, но Эдем-Орбита и Эдем-Гайа начали строится одновременно, как только стал функционировать Производственный Центр на Лете.

С Эдем-Орбитой было проще. Элементы его конструкций, изготовленные этим Центром, электромагнитная катапульта выстреливала прямиком в точку сборки, в лапы роботов-строителей.
С Гайей так поступить было нельзя, мешала атмосфера и значительная сила её притяжения. Поэтому на Гайу шёл полуфабрикат, минеральное сырьё, хотя и кондиционированное по составу, но всего лишь в слитках и баллонах, заключённых в самый примитивный аэродинамический корпус. Поэтому в комплекс Эдем-Гайа также изначально вошли цеха и целые заводы, которые из этих слитков изготавливали те самые элементы конструкций и всякое другое прочее, без чего сам Эдем-Гайа, который наружно представлял собой что-то вроде «рабочего посёлка городского типа», был бы невозможен.

Производственные мощности, созданные на Лете и Гайе, отнюдь не были так уж велики, но и запас времени был достаточный, пока первые поколения колонистов войдут в возраст дееспособности и ответственности.

Приоритетом были, конечно, термоядерные реакторы на Лете и Гайе, а также сама Орбитальная Станция. Без обеспечения энергией высаженные на эти планеты автоматы в самом близком будущем станут металлическим хламом, а на Орбитальной Станции должны были родиться, вырасти и пройти всяческую подготовку сами будущие колонисты. В том числе подготовку к прямому контакту с биосферой Гайи.

Необходимо было наработать основные виды иммунитетов, возможно даже провести некоторую генетическую коррекцию организма колонистов, а также выявить виды растений и животных Гайи, которых следует избегать и опасаться, и тех, которые можно использовать в самом разном назначении.

Но изначально Сады Эдема воссоздавались из замороженных зародышей представителей земной флоры и фауны.
Особую трудность составило воспроизведение земной почвы, которая представляет собой смешанное с минеральной и органической инертной основой сложное и обширное многообразие различных организмов, преимущественно микроскопических, но также червей, насекомых и многих других, которые обеспечивают её ключевую роль в биологических и биохимических биосферных циклах.
Часть почвенной «закваски» была заморожена, но другая часть полтора столетия упорно трудилась в фитотронах, бессмысленно воспроизводя на себе степной травостой земной средней полосы, но, главным образом, саму себя. Поскольку не было уверенности, что все существенные почвенные организмы переживут глубокую заморозку.

[Зомби. Просто Зомби]

Начало. Бунт

Вначале были разбужены звери.
Волчата, ягнята, зайчата...

Их не могло быть много, так как Эдем был ограничен не слишком большим замкнутым пространством внутри Орбитальной Станции. Тем более, нельзя было допускать их свободной охоты друг на друга.
Но нельзя было и совсем обойтись без неё. По замыслу Первые должны были осознать себя в окружении по-настоящему дикой и опасной природы.



Да, корабль поколений построить вряд ли удалось бы хоть какой-нибудь цивилизации в Галактике. Слишком уж он трудоёмок и слишком много ресурсов должно быть на него потрачено. Но даже если какая-то цивилизация и решится на такое, то сколько таких кораблей она сможет построить, пока у неё просто-напросто не кончаться ресурсы или энтузиазм?

Но ум человеческий изощрён, и один вариант всё же остаётся.
Это корабль-инкубатор.
Это тоже давняя идея, эпохи «бури и натиска» 60-х – 70-х годов XX-го века, если не ранее.

Дело в том, что в отличие от взрослого человека его зародыш действительно способен к анабиозу в состоянии глубокой заморозки.
Трудно сказать, сможет ли он пережить в таком виде сотни лет, необходимые для межзвёздного перелета, но вероятность такая существует.
Остальное тогда, как говорится, дело техники. Хотя бы и достаточно высокой, продвинутой и даже совсем не сегодняшнего дня.

Дело техники – всё, кроме одного.
Есть здесь одна закавыка, которую можно подозревать. Ибо сознание человеческое представляет собой явление, сама природа которого, скажем, не вполне ясна. И есть среди прочих даже и такое мнение, что оно существенно более «коллективно», чем представляется нам на первый поверхностный взгляд. Что без погружения в коллектив и без взаимодействия с коллективным «Я», у человека нет шансов стать человеком, по крайней мере полноценным.

Отсюда можно вывести гипотезу «синтаксического фильтра», как основы X-фактора, препятствующего физическим контактам галактических цивилизаций.
А именно, что не имея собственного опыта, маленький коллектив, новорожденный экипаж звездолёта окажется не в состоянии воспринять транслируемые в поколениях знания, которые, будучи сведены к простой «сумме высказываний», могут быть им усвоены почти исключительно через грамматические формы этих высказываний. То есть, через синтаксис. Семантика же, смысл этих высказываний, в связи с ограниченностью собственного опыта и опоры на родительский, прежде всего, авторитет, при этом коллапсирует. Теряется. Смыслы высказываний капсулируются при отсутствии личностной связи поколений и не могут быть вскрыты и интерпретированы. Либо их интерпретация оказывается убогой.

Достаточно ли одного синтаксиса, для воспроизводства культуры?
Может ли такое наследие выступить хотя бы в роли зародыша, из которого когда-нибудь прорастёт то, что предназначалось грядущим поколениям? Или оно превратится со временем в бесполезные заклинания, а потом и вовсе будет отброшено как пустое суеверие?

Пока первенцы Эдема совсем не умели ходить, с ними были Мамми, кормилицы и охранительницы. Но когда самый младший встал на ноги, Мамми ушли. И дети остались наедине с тоже молодыми, но гораздо более ловкими зверями.
Это был критический момент в их жизни. Нельзя сказать, что никто не контролировал ситуацию. Нет. Наставники и кормили детей, и зверями управляли, чтобы те не могли проявить на людях некоторые из своих природных инстинктов.
Но всё же они лишь посещали Первых, а не жили с ними постоянно. И потому не владели полностью ситуацией, и разного рода незапланированные происшествия имели место быть. Достаточно сказать, что одного из Первых звери попросту придушили, хотя возможно, что и не намеренно.

Но всё же это получилось! Через боль и жертвы наладилось совместное существование, когда люди и звери делились друг с другом едой и игрушками, и росли, и играли вместе.

Это были волки. Генно-модифицированные.
В основном волки, но с примесью собаки и шакала.
Генетические дизайнеры добивались от них распространения родительских инстинктов на человеческих детёнышей, то, что крайне редко, но встречается у природных волков.
В какой-то степени это удалось, но, конечно, далеко не в идеальном виде.

— Ещё бы лет триста, сказал руководитель проекта.

Ну кто ж ему даст.
Пришлось довольствоваться тем, что есть.

Это не был на самом деле какой-то рай, звери были те ещё воспитатели. Но разработчики стратегии полагали, что общение с ними восполнит детям в какой-то мере отсутствие естественного физиологического контакта с родителями, которых у них не было. Понятно, что сами Наставники в силу своей природы не могли обеспечить детям то, что обычно им доставалось от старшего поколения.

Помимо этого, полагали, что погружением в жёсткую окружающую среду будет достигнута активация низших, животных функций организма, направленных на выживание, а это приведёт к умеренной гиперфункции всех остальных способностей.

В какой-то степени можно сказать, что в целом рассчитывали на выработку некоего подобия «сверхчеловека», который возглавил бы первопоселение будущих завоевателей Гайи и восполнил бы очевидную его численную недостаточность.

Первой неожиданностью и трудностью стало почти полное отсутствие у воспитанных волками малышей интереса к разнообразным «игрушкам», которые предлагали им Наставники, чтобы выработать привязанность к себе и интерес к интеллектуальной деятельности. Так что после многих попыток, применили депривацию. Попросту говоря, изолировали детёнышей в замкнутых помещениях, а кормёжку поставили в зависимость от работы с этими игрушками-загадками. То есть насильно навязали им соответствующий интерес.

Но так дело сдвинулось, и дальнейшее развитие пошло уже по человеческому пути, то есть через язык и формально-образные структуры.

Но на этом пути дети эксплуатировались нещадно. Разнообразными явными и скрытыми стимулами у них развивалось безудержное стремление к знаниям и первенству в умственных, креативных и спортивных достижениях. Так что их интересы зашоривались и концентрировались в заранее заданных направлениях.
Притом, что уже с пяти лет Первые были привлечены к уходу и воспитанию детей следующих генераций.

Дети появлялись на свет регулярно, по десять в каждый год, и этот год примерно составлял разницу между самым старшим и самым младшим в группе. Тем не менее, группы формально считались по годам, так что самый младший в старшей группе мог по возрасту быть почти ровесником с самым старшим в последующей, но быть почти на год младше самого старшего в своей группе. То есть, границы между группами были условны.

Первых тоже исходно было десятеро. Но через пять лет, когда стали появляться новые дети, их осталось только пятеро. Но это, однако, прошло мимо их детского внимания, занятого проблемами выживания, решением задач, которые ставили перед ними Наставниками и начавшейся уже собственной хозяйственной деятельностью.
И в этом составе, впятером, они и влились в основную, только ещё начавшую формироваться, детскую общность. Возглавив её в качестве своего рода элиты. Как «высшие» в этом сообществе.
После того, как три года прожили в Эдеме, со зверями на свободе, и два провели в каких-то комнатах с запутанными как в лабиринте переходами, где также с ними были и звери, но только жившие в клетках. И за ними надо было ухаживать.

В Эдеме по старшинству они стали вторыми, после Наставников.

На третьей ступени после них стояли, тоже по рождению, те, кто был в первой десятке. Если считать десятку Первых нулевой. Их называли Старшие.
А следующую десятку – Средними. Все остальные считались Младшими, а их группы различались по номерам. Всего до высадки родилось пятнадцать групп младших, а самому старшему из Первых к тому моменту исполнилось двадцать два года.

Итак, по рождению было двадцать пять элитариев, десять высших (Первые), десять рангом пониже (Старшие) и десять приближённых к ним помощников (Средние).

Наставников, которые были выше высшего, с самого начала было пятеро. Но по мере появления новых генераций детей их тоже становилось больше. Просто откуда-то приходили новые. Так, что их количество быстро выровнялось в соотношении один Наставник на две группы плюс ещё двое, не связанных с какими-либо группами. В помощь и на подмену. Всего, то есть, одиннадцать.

Как выяснилось впоследствии, был и ещё один. Неисправный. Функциональный лишь частично и потому выведенный из игры. Из общения с детьми.

Ну, элитарии тоже не были гарантированы от исчезновения.

Восемь лет Первые оставались впятером, пока не исчез ещё один из них. И они уже не могли этого не заметить. Участие в управлении колонией приучило их к ответственности и вниманию к тому, что могло показаться мелочью, но если эту мелочь игнорировать, то могли быть тяжелые последствия. Как легкая ранка на руке может привести к нагноению и заражению.

Хотя все исчезновения происходили как будто в каком-то тумане. И это было и удивительно, и непонятно, и самое главное, непреодолимо. Как будто что-то мешало даже думать об этом, не то, чтобы пытаться как-то объяснить или, тем более, что-то сделать в связи с этим.
Однако в тот раз дошло до разговоров, друг с другом. Это было трудное преодоление этого непонятного барьера. Теперь хотя бы сам факт непонятного исчезновения некоторых ребят был отмечен и признан. Притом Первые вспомнили и ещё кого-то, кроме своего одногодка, из младших, что вот был, смешной такой, и общались с ним, и не стало. И нет нигде.

Но дальше в тот раз дело не пошло. Какой-то сонливый морок нападал на ребят, когда они думали или говорили на эту тему. И так всё и заглохло. Как бы забылось. Даже никаких предположений не было, насчет того, что же все-таки случилось.

Первым пропавшим из пяти был мальчик. Но второй пропала девочка. Возможно, что это как-то способствовало преодолению вышеописанных препятствий на пути понимания Первыми их ситуации. Теперь они остались втроем, два мальчика и одна девочка.
Это случилось ещё через пять лет, когда предыдущий случай совсем уже подёрнулся туманом забвения.
Но это последнее исчезновение стало и последней каплей.

Теперь Первые были убеждены, что причиной всему были Наставники. Ну ещё бы, кто же ещё. И это настолько разрушало саму основу их жизни в Эдеме, что даже самые горячие вопросы так никогда и не были заданы. А вместо этого началось их противостояние Наставникам.

Нарцисс, один из оставшихся Первых, успешно специализировался по информатике и управлению сложными системами.
Политикой Наставников в отношении Первых было отсутствие какого-либо ограничения в отношении информации о любых предметах. В отличии от всех остальных.
Как в области антропологии, так и касательно любых аспектов Проекта.
То есть, у Первых контакт с Реальностью был сразу самый непосредственный, без каких-либо прокладок патернализма. Что с волками-воспитателями, что с требовательностью Наставников, что с техникой, обеспечивающей само их существование.

Поэтому Нарцисс имел доступ ко всей документации по Эдему и Гильгамешу.

Другое дело, что, если перед вами развернут самый полный чертёж межзвёздного корабля, вы на нём, разумеется, ничего не сможете ни понять, ни найти. Поэтому и Нарцисс продвигался по коридорам познания не слишком быстро. Однако
с некоторыми системами он уже успел разобраться и даже более или менее основательно.
И тогда он предложил план: забаррикадироваться в пунктах дистанционного управления кораблем и Орбитальной Станцией, перекрыв все управляемые Двери, ведущие туда из других секций. А потом, овладев в достаточной мере управлением Гильгамешем, как-нибудь перебраться туда, чтобы гарантированно изолироваться от Наставников. И если понадобится, то разорвать и физическую связь Станции и корабля. И может быть даже отойти на нём подальше от станции.

Нарцисс ещё не знал, что на Гильгамеше демонтированы ходовые двигатели. И даже отдаленно не представлял себе уровень контроля Наставников над всем, что только есть в Эдеме и Гильгамеше.

Артемиду в его проекте больше всего смутило, что он не предполагал спасения для других детей. На что Нарцисс ответил, что сначала надо спастись самим, а потом видно будет. И, может быть, как-нибудь получится спасти и остальных.

Первые полагали, что пути назад у них не будет. Но они все-таки решились. И дней пять жили отдельно в этих отсеках и коридорах, перекрыв, как им казалось, всякий доступ к себе, заблокировав автоматику Дверей.

Адонис и Артемида уже некоторое время испытывали некую необычную и новую для себя симпатию друг к другу. Разумеется, они были просвещены в эти аспекты человеческих отношений. Но то была одна лишь теория.
В реальности же, как известно, всё оказывается не так, как на самом деле.

Нельзя сказать, что пункт дистанционного управления совсем уж стал первым в Эдеме гнездом разврата, но ситуация как-то сама, автоматически и незаметно, сняла многие неназываемые вслух запреты, в том числе, и раньше всего, относящиеся к данной сфере.

Они думали, что действительно, хотя бы временно, обуздали Наставников, и что Нарцисс успешно, хотя и не быстро овладевает управлением Гильгамешем.

На самом деле, мгновенно, как только они заблокировали последнюю Дверь, доступ с их пункта управления к Гильгамешу стал чисто виртуальным.
Нарцисс имел дело не с ним, а с его числовой моделью, которую тут же подсунули ему Наставники. Точнее, подсунула «Мама» – сетевой интеллект, аватарами которого были Наставники. Схему, которую можно было изучать, и с которой можно было играться как с настоящим кораблём, но через которую нельзя было им управлять.
А все те дни, которые бунтари упивались свободой, Наставники, разносторонне наблюдая за ними, уточняли параметры их информационных моделей в спонтанно, с их точки зрения, возникшей тестовой ситуации. Хотя выбор варианта дальнейшего обращения с Первыми и представил для Наставников некоторое затруднение. И это время, эти пять дней Свободы Первых, они потратили для расчета вариантов разрешения ситуации, чтобы выбрать из них оптимальный. На свой взгляд.

А потом, через вентиляцию, в якобы изолированные Первыми комнаты проник усыпляющий газ...

Но перед этим, разбираясь в файлах и пытаясь найти в них чертежи Орбитальной Станции, Нарцисс вышел на мета-адрес — «Тор 2, Эдем». Но он всегда знал, что мета-адрес Эдема — Тор 1. Значит, умозаключил он, на станции есть ещё какой-то Эдем? Эдем-2? Или даже Эдем-3? Хотя нет, в третьем Торе никакого своего Эдема нет, и не может быть. Он слишком маленький для этого. Кроме того, у Первых доступ в него был открыт, и хотя обшаривать его весь, осматривая голые металлические стены бесчисленных пустых отсеков, им было совсем без интереса, но всё же они знали Тор-3 достаточно хорошо, чтобы знать и то, что никакого Эдема-3 в нём нет. Да что и говорить, Наставники водили туда даже младших...

Но вот Эдем-2... не в этот ли второй Эдем Наставники отправляли исчезнувших? И не значит ли это, что они, Первые, неправы, не совсем правы, бунтуя против них?
Однако мета-адрес был выделен рамкой и помечен как «неактивный». А среди подчиненных ему, сколько Нарцисс не листал таблицы коннектов, были только адреса технических служб и ни одного личного или относящегося к каким-то бытовым сферам.
Похоже, что в Эдеме-2 никто не живёт.
Однако и здесь был возможен вариант, что отключена почему-то только связь, и пропавшие пребывают там в полной изоляции.
В общем, до самого конца Нарцисс по этому поводу так ничего и не выяснил, и не придумал. Не успел.

Была у него и ещё одна ошибка. Хотя у него, как и у всех Первых был полный доступ ко всей информации, хранившейся на борту станции и Гильгамеша, но для понимания одной информации обычно бывает мало. Часто требуется ещё и осознание этой информации. Обычно с этим помогает Учитель. И Наставники часто, в меру своих возможностей, делали это. Но в данном случае этого не было. И хотя Нарцисс знал, что все автоматы общаются по сети как друг с другом, так и с серверами разных уровней, но он так и не понял, не осознал, что ни у одного из них нет ни собственного сознания, ни интеллекта, ни даже собственной индивидуальности, а все они представляют собой лики и аватары Мамы, грандиозного по сложности полномасштабного креативного автомата, управляющего экспедицией.

Этому препятствовало также то, что в общении с детьми Наставники придерживались игровой тактики изображения индивидуальных и независимых друг от друга личностей, которые не могли в рамках этой игры использовать информацию, полученную иначе, чем персональным опытом этой личности.

[vlad7308]

Есть такое. Спасибо.
"судовой машины" вместо "дизеля" - пойдёт?

лучше просто - "машин". Или "машинного отделения"
Их (машин самых разных) там в Титанике было просто дохрена. И основных, и вспомогательных, и тд и тп.

[gans3]

Автору так хочется полетать, что ему неинтересно узнать, что делается в смежных областях знания.

Способ «гравископ» открыт больше ста лет назад, а рефракция в атмосфере человечеству известна с тех пор, как ученые объяснили, почему иногда корабль видно из-за горизонта и откуда берутся миражи в пустыне. Таким образом всякое разумное существо, принимающее информацию в виде электромагнитного излучения, способно освоить передачу и прием информации на межзвездных расстояниях на техническом уровне нашей сегодняшней цивилизации. И зачем тогда вообще использовать какие-то мощные маяки и гигантские космические астросооружения в качестве антенн, если в диапазоне прозрачности атмосферы планет в радиусе «местного пузыря» на экзоплантах видно будет городское освещение и можно снимать полные спектры атмосферы, как будто вы уже посетили экзозвездную систему непосредственно? А гравископ в радиодиапазоне будет принимать все радиопередачи из выбранной экзосистемы.

Что же касается контакта, то кому нужны собеседники, не догадывающиеся использовать для связи эти два способа хотя бы? Что от них можно узнать? Да они сами по радио и расскажут. Если принять телесигнал и подобрать развертку, то сочетая картинки и надписи, можно даже понять язык. И это на расстоянии сотен световых лет.

Для объяснения, как Внеземная Цивилизация передает и принимает сигналы передатчиками ограниченной мощности и неотличимыми от естественного фона сигналами указываю, что «Тауктянский» лазерный передатчик первых киловатт мощности может быть принят через венерианский атмосферный рефрактоскоп (Геспероскоп) прямо сейчас космическим телескопом c апертурой 30 сантиметров. Даже без усиления его излучения рефракцией на атмосфере экзопланеты Тау Кита е. А если специально усиливать рефракцией, то можно будет сигналить просто эквивалентом лазерной указки. Или миллионом указок одновременно доводя пропускную способность канала связи до желаемой ширины.

Таким образом отсутствие видимых нам сигналов не отрицает наличие Внеземных Цивилизаций даже нашего уровня даже внутри «местного пузыря». Хотя это и маловероятно. Цивилизациям, просуществовавшим на порядки дольше нас, связь с такими недогадливыми особями вообще не стоит затрат.

Связаться с нами они, своими, давно освоенными средствами, не могут, мы-то не добрались до фокальной линии Солнца и не построили «Геспероскоп» и даже «Терраскоп».

Специально строить супермаяк, что бы мы их увидели, незачем. Он и так увидели всё, что надо и сделали выводы.

Исходя из свойств звезд и атмосфер планет можно обоснованно предположить, что:

— Даже незначительно превосходящие нас по техническому уровню Внеземные Цивилизации способны организовать связь на межзвездных расстояниях не прибегая к астроинженерным сооружениям масштабов, которые мы способны наблюдать сейчас.

— Уровень сигнала такой межзвездной связи «может иметь ограниченную мощность» и не только мы «не можем отличить его от естественного фона», но и сами принимающие их Внеземные Цивилизации, без использования согласованных каналов, этого сделать не смогут.

— Использование гравитационных линз звезд требует освоения облака Оорта этих звезд авторепликаторами, что не менее затратно и более длительно, чем строительство астросооружений, а так же требовательно к свойствам звезды-линзы. Например, красные карлики, с их вспышками и колебаниями от близко расположенных планет, весьма неудобны для создания на их фокальных линиях роёв гравископных датчиков. Идеальными «гравископами» являются белые карлики. Их фокальные линии начинаются экстремально близко от их центра.

[gans3]

И да, красные карлики в принципе не могут иметь землеподобных планет в зоне обитания. Так они устроены. Те планеты, которые мы видим в зонах обитания первый миллиард лет своего существования были в зоне "горячий меркурий" и прокаливались красным карликом до околозвездных температур. В отличие от желтых карликов, красные карлики снижают свою светимость на два-три порядка в первый миллиард лет.

[Зомби. Просто Зомби]

И да, красные карлики в принципе не могут иметь землеподобных планет в зоне обитания

Это вас кто-то обманул.
Одно только формирование земного ядра длиться 2,5 млрд лет.
Даже если "в первый миллиард" всю атмосферу и гидросферу сдует (а это совсем не так), то продолжающаяся вулканическая активность набуровит новые, лучше прежних.

Вообще, "общепринятое" мнение состоит как раз в том, что "красные карлики перспективны", в плане поисков жизни.
Вы, конечно, вправе иметь своё.

И зачем тогда вообще использовать какие-то мощные маяки и гигантские космические астросооружения в качестве антенн

И действительно, зачем?